– Хорошо, – говорю я. – А на какую должность вы меня берете? На какую кафедру? Что я буду преподавать?

– Потом, потом я вам всё объясню.

– Хорошо, – говорю я. – Я подумаю.

– Вот это да! – возмущается она. – Он еще думать будет!

Соскакивает с подоконника, без малейшего смущения задирает юбку, натягивает колготки, надевает туфли и убегает.

Всегда знал, что не судьба мне работать в вузе.

– Я жду ребенка, – сказала Даша.

– Ага, – сказал Генрих Васильевич. – Вот оно как, значит…

Генрих Васильевич был Дашин начальник. Она пришла к нему просить, чтобы ее не увольняли. Дела на фирме шли плоховато. Даша узнала, что она в списке ближайших жертв оптимизации. И поэтому решилась вот так – напрямую, начистоту. Что он, не человек, что ли? Хотя его считали жестким, злым и даже капризным начальником. Но ведь человек же!

– Я жду ребенка, – повторила она.

– Что ж, – сказал Генрих Васильевич.

Снял очки, протер их салфеткой. Снова надел, посмотрел на нее. Она опустила голову, покраснела.

– Хорошо, – сказал Генрих Васильевич. – Ладно. Понятно. Работайте спокойно. А я постараюсь, – вдруг улыбнулся он, – выкрутить вам нечто вроде премии.

– Спасибо! – она подняла на него свои прекрасные серые глаза.

Генрих Васильевич вышел из-за стола, подошел к ней.

Она встала с дивана. Он взял ее руку, поцеловал.

– Я вас поздравляю, – негромко сказал он. – Это прекрасно. Но я, я… я только об одном жалею: что этот ребенок не от меня.

Она отступила на полшага и посмотрела на него. Высокий, стройный, с красноватыми обветренными щеками – горные лыжи? Сколько ему лет? На вид не больше сорока. Разведенный, это она знала точно. Красивый? Да какая разница! Умный? Безусловно. Волевой? А как же. Однако не выдержал.

– Всё, всё, всё, – пробормотал он. – Простите. Забудьте. Идите.

В следующую пятницу она не пришла на работу. В понедельник ее не было тоже. И во вторник. Генрих Васильевич в среду попросил секретаря разыскать ее.

В четверг она зашла в его кабинет и с порога сказала:

– Можете меня увольнять. У меня несчастье. Я бежала, поскользнулась, упала, сильно ударилась… и, в общем… ну, вы сами понимаете.

– Господи! – вздохнул Генрих Васильевич. – Вот беда…

Вышел из-за стола. Усадил ее на диван. Сел рядом. Обнял за плечо.

– А что врачи говорят? Дети-то еще будут? Даша, Дашенька, вы сможете еще раз забеременеть и родить?

– Да, – тихо сказала она, близко-близко глядя на него своими огромными серыми глазами.

– Вот и отлично! – сказал он, вставая с дивана. – Уверен, в следующий раз у вас все будет хорошо. Но вы уж берегите себя! Не скачите по сугробам!

Подошел к столу, выдвинул ящик, вытащил конверт.

– Тут я приготовил для вас небольшое, так сказать, пособие… Конечно, ваша ситуация изменилась, но… но все равно возьмите.

– Не надо, – сказала она.

– Точно? – он поднял брови. – Вы уверены?

– Вы нарочно? – шепотом спросила она.

– А вы? – он поднял брови еще выше.

У него некрасиво наморщился лоб. На лбу шелушилась кожа, а из левой брови рос толстый седой волос. На стекле очков были следы пальцев.

Вечером она сказала мужу, что передумала делать аборт, что это она сгоряча сказала, и пусть он не сердится, она его очень любит, и будущего ребенка любит, и все у них будет хорошо.

– Не знаю, не знаю, – сказал Николай Петрович. – В России сотни маленьких неприбыльных издательств. Но главное: такому издательству, если вы его вздумаете затевать, совсем не нужен штатный юрист по авторским правам. Так что я вам не пригожусь.

– Нет так нет, – сказала его собеседница.

Ей было лет сорок или даже больше, но она была очень ухоженная.

Встреча была в ресторане со странным названием «Суп, второе и компот». Это оказалось довольно дорогое заведение. В резных шкафах стояли бутылки с пожелтевшими этикетками вперемешку со старинными книгами. Николай Петрович вряд ли стал бы приглашать незнакомую даму в такой ресторан. Но, коли дама сама назначает свидание, пришлось соглашаться.

– Нет так нет, – повторила она, собрала со стола бумаги и спрятала в сумку.

– Странно! – нахмурился он. – Всё это вы могли рассказать мне по телефону. Или прислать по мейлу.

– Я думала, вам будет приятно выпить кофе в хорошем месте, – улыбнулась она.

Эта улыбка обидела Николая Петровича.

– Будьте любезны, счет! – он позвал официанта.

– Всё в порядке, – сказал официант. – Уже всё в порядке.

Значит, она заплатила. Ну, ничего. Он достал пятисотрублевую бумажку, протянул официанту:

– Это вам, спасибо, все было очень мило.

– Какой вы, однако, гордый, – сказала женщина.

– Что вам от меня надо? – спросил он.

– Мне? – захохотала она. – От вас? Ровным счетом ничего. То, что мне было надо, я от вас уже получила! – И вдруг сказала совсем другим голосом: – Просто хотела на вас посмотреть.

– Постойте, – сказал Николай Петрович. – Постойте, дайте вспомнить… Семинар в Праге? Ну, то есть в Братиславе…

– Если бы семинар или курорт, я б не стала вас разыскивать, – сказала она.

– То есть? – помотал головой Николай Петрович.

– В случае семинара или курорта, – спокойно объяснила она, – я бы тебя запомнила. А так… Женщины бывают очень странные. Мне нужно было тебя увидеть. Живьем.

– Зачем?

– Красавец, как и было сказано, – проговорила она. – Рост сто восемьдесят, волосы русые, глаза голубые. Здоров. Интеллект высокий.

– Низкий у меня интеллект, наверное, – сказал Николай Петрович. – Потому что я ни черта не понял. Ну всё, мне пора.

– Прощай, номер 88/303, – сказала она.

Встала и повернулась идти.

– Черт, – сказал он. – А они гарантировали полную анонимность!

– Атомную бомбу – и то сперли, – обернулась она. – Неужели нельзя спалить донора? Хотя пришлось постараться, да. Женщины – они очень странные.

– В каком году? – спросил он.

– Какая разница? Я тебе никто.

– Ничего себе! – Николай Петрович тоже перешел на «ты». – Ты мать моего ребенка, вот ты кто! Значит, у моего сына есть брат. Или сестра. А? Кто? Как зовут?