Вот, господа, всё, что, по данным Министерства внутренних дел, известно об Азефе. Я изучал подробно это дело, так как меня интересовало, нет ли в нём действительно улик в соучастии, в попустительстве или в небрежении органов правительства. Я этих данных, указаний и улик не нашёл. Что касается Азефа, то я опять-таки повторяю, что я не являюсь тут его защитником и что всё, что я знал о нём, я сказал вам. Обстоятельств, уличающих его в соучастии в каких-либо преступлениях, я, пока мне не дадут других данных, не нахожу.

В этом деле для правительства нужна только правда, и действительно, ни одна из альтернатив в этом деле не может быть для правительства опасна. Возьмите, господа, что Азеф сообщал только обрывки сведений департаменту полиции, а одновременно участвовал в террористических актах: это доказывало бы только полную несостоятельность постановки дела розыска в Империи и необходимость его улучшить.

Но пойдём дальше. Допустим, что Азеф, по наущению правительственных лиц, направлял удары революционеров на лиц, неугодных администрации. Но, господа, или правительство состоит сплошь из шайки убийц, или единственный возможный при этом выход – обнаружение преступления. И я вас уверяю, что если бы у меня были какие-либо данные, если были бы какие-либо к тому основания, то виновный был бы задержан, кто бы он ни был.

Наконец, если допустить, что Азеф сообщал департаменту полиции всё то, что он знал, то окажется, что один из вожаков, один из главарей революции был, собственно, не революционером, не провокатором, а сотрудником департамента полиции, и это было бы, конечно, очень печально и тяжело, но никак не для правительства, а для революционной партии.

Поэтому я думаю, что, насколько правительству полезен в этом деле свет, настолько же для революции необходима тьма. Вообразите, господа, весь ужас увлечённого на преступный путь, но идейного, готового жертвовать собой молодого человека или девушки, когда перед ними обнаружится вся грязь верхов революции. Не выгоднее ли революции распускать чудовищные легендарные слухи о преступлениях правительства, переложить на правительство весь одиум дела, обвинить его агентов в преступных происках, которые деморализуют и членов революционных партий, и самую революцию? Ведь легковерные люди найдутся всегда. Я беру как пример печатающиеся теперь в газете «Matin» разоблачения Бакая, теперешнего революционера и бывшего сотрудника департамента полиции.

Я недавно получил от Бакая письмо. Он просит меня ознакомиться с теми документами, которые были задержаны при нём во время обыска в 1907 году, и предлагает вернуться в Петербург для того, чтобы помочь дальнейшим разоблачениям. Документы эти, видимо, готовились также для прессы, они почти тождественны с теми, что печатаются в «Matin», но, конечно, составлены в гораздо более скромном масштабе. В «Matin» они раздуты и разукрашены. Относятся они к 1905 году, скорее к сыскному отделению, чем к охранному, ко времени апогея революции в Варшаве.

Я должен сказать, что в своё время некоторые сведения по этому делу проникали в печать, и я года полтора тому назад приказал полностью расследовать всё это дело – и должен удостоверить, что всё то, что Бакай говорит, есть по большей части сплошной вымысел; например, его рассказ про Щигельского*, который был здесь упомянут, и о том, что прокурор хотел привлечь его к ответственности, не соответствует истине. Точно так же неверны только что здесь оповещённые с трибуны сведения о том, что какое-то лицо, приговорённое к смертной казни, состоит начальником охранного отделения в Радоме. Я должен заявить, что это не только не так, но в Радоме нет и охранного отделения. (Смех.)

Таким образом, очевидно, небезвыгодно продолжать распускать нелепые слухи про администрацию, так как посредством такого рода слухов, посредством обвинения правительства можно достигнуть многого; можно переложить, например, ответственность за непорядки в революции на правительство. (Рукоплескания справа и в центре.) Можно, господа, этим путём достигнуть, может быть, упразднения совершённого секретной агентуры, упразднения чуть ли не департамента полиции. Эту ноту я и подметил в речах предыдущих ораторов, надежду на то, что само наивное правительство может помочь уничтожить преграды для дальнейшего победоносного шествия революции. И дело Азефа, скандал Азефа послужит таким образом ad majorem gloriam революции.

А насколько, господа, такого рода секретная агентура губительна для революции, насколько она в революционное время необходима правительству, позвольте мне объяснить словами того же Бакая. Позвольте мне поделиться некоторыми размышлениями Бакая, напечатанными в последнем номере журнала «Былое».

Бакай в этом номере сообщает, что когда в конце 1904 года в заговорщический боевой отряд польской социалистической партии вошли два провокатора, то отделу в течение почти целого года не удалось, несмотря на все усилия, убить варшавского генерал-губернатора, двух приставов и освободить одного арестованного, причём все планы террористов рушились, – и почти вся группа была арестована. А с конца 1905 года в боевой организации так называемых провокаторов уже не было, тогда за год ограблены опатовское, либартское и мазавецкое казначейства на сумму более полумиллиона рублей, совершены экспроприации на сумму около 200 тысяч рублей; убиты: военный генерал-губернатор, помощник генерал-губернатора, один полковник, два подполковника, два помощника пристава, воинских чинов – 20, жандармов – 7, полицейских – 56; ранено военных – 42, жандармов – 12, полицейских – 42, а всего 179 человек; произведено 10 взрывов бомб, причём убито 8 и ранено 50 лиц; разгромлено и ограблено 149 казённых винных лавок. Эта справка даётся не казённой статистикой, и видно, что так называемая ныне упоминаемая провокация правительства, то есть, я думаю, правильная агентура, приводит скорее к сокращению преступлений, а не к их увеличению. Но во всяком случае, из всего этого видно, что единственно возможный выход для революции из азефского скандала – это, конечно, встречный иск правительству, предъявление к нему обвинения в тягчайших преступлениях.

Я, господа, указал на обвинение, мне остаётся указать на обвинителей. Их трое: первый из них тот самый Бакай, о котором я только что сообщал. Бывший фельдшер Михаил Ефимович Бакай в 1900 году собственноручно подал докладную записку в екатеринославское охранное отделение о своём желании поступить сотрудником в охрану. Сначала в Екатеринославе он открыл революционную, а отчасти и боевую организацию, обнаружил типографию в Чернигове, а затем раскрыл целую группу революционеров, арестованных в разных местах России. После этого в революционной партии последовал так называемый его провал; он оказался провокатором, и вследствие этого он должен был быть переведён в Варшаву, где помогает раскрытию польской социал-революционной организации, предупреждает покушение на генерал-адъютанта Скалона* и даже чуть не погибает при задержании преступника, который должен был бросить в