— Многим американцам там нравится. Особенно в провинции, в часе езды от Лондона. Вежливый, неназойливый народ. Ни суеты, ни спешки. Обожают чудаков. Первоклассные театры. А если вы любите бега или удить лосося…

— Бега я обожаю. Особенно после триумфа Полночной мечты.

— Славный конек. Вообще-то я имел в виду не только бега. Например, отец Юнис три раза в неделю устраивает конную охоту.

— И что из этого?

— У него прекрасное поместье в провинции, примерно в часе езды от Лондона…

— Кажется, я смекнул, куда вы гнете, — оборвал я.

— Нет, Юнис вполне самостоятельная девушка.

— Кто бы мог подумать?

— Лично я, — продолжал Фабиан, — нахожу ее на редкость хорошенькой. Когда на нее не давит общество старшей сестры, она такая веселенькая и бойкая…

— Да она едва взглянула на меня за все эти дни.

— Ничего, еще взглянет, — посулил он. — Все в свое время.

Я не признался, какие сладострастные мысли по отношению к Юнис питал, пока «ягуар» плавно мчал нас по живописной дороге.

— Вот, значит, почему вы спросили Лили, не захочет ли Юнис присоединиться к нам? — догадался я.

— Должно быть, мое подсознание натолкнуло меня на эту идею, — ответил Фабиан. — В то время.

— А сейчас?

— А сейчас я бы посоветовал вам как следует обмозговать мое предложение. Спешки, впрочем, никакой нет. Можете взвесить все «за» и «против».

— А что скажет Лили?

— По некоторым ее высказываниям я бы рискнул предположить, что она относится к этому благосклонно. — Фабиан вдруг хлопнул в ладоши. Мы приближались к предместью Берна. — Давайте пока оставим эту тему. На некоторое время. Пусть будет как будет.

Фабиан вытащил из отделения для перчаток карту автомобильных дорог и погрузился в нее, хотя до сих пор, куда бы нас ни заносило, он, похоже, знал каждый поворот, каждую улочку.

— Кстати, — спросил он как бы между прочим, — а вам Присцилла Дин тоже всучила свой номер телефона тогда вечером?

— Что значит «тоже»? — запинаясь, только и вымолвил я.

— Она украдкой сунула мне бумажку с номером. Я не настолько самовлюблен, чтобы вообразить, что она остановила выбор исключительно на мне. Все же она истая американка. Демократична до мозга костей.

— Да, мне она тоже дала свой номер, — признался я.

— Вы им воспользовались?

Я вспомнил частые гудки в трубке.

— Нет, не успел.

— Везунчик же вы, — сказал Фабиан. — Она наградила марокканца триппером. Заверните на следующем углу. Еще пять минут, и мы будем у ресторана. Мартини у них просто божественное. Пожалуй, пропустим стаканчик-другой. Вы, во всяком случае. И возьмите еще вина к обеду. После обеда за руль сяду я.

Мы приехали в Гштаад в сумерки. Падал снежок. В разбросанных по холмам коттеджах швейцарского стиля только начинали зажигать свет; пробиваясь сквозь задернутые занавески, он весело мигал, суля тепло и уют. В зимнем сумраке запорошенный снегом городок выглядел особенно чудесно. И меня вдруг охватила щемящая тоска по крутым снежным склонам близкого моему сердцу штата Вермонт.

Когда мы медленно ехали по главной улице, из кондитерской вывалилась шумная ватага детворы в джинсах и ярких куртках с капюшонами. Оживленные голоса и смех, как колокольчики, звенели в морозном воздухе: ребята обсуждали свои проблемы. Какую гору пирожных со взбитым кремом они только что поглотили!

— Здесь всегда много детей, — заметил Фабиан, на черепашьей скорости пробираясь сквозь толпу ребят. — Прекрасная особенность этого городка. Тут три или четыре интернациональные школы. Лыжному курорту нужна молодежь. Она приносит в спорт чистоту и свежесть. Завтра утром вы увидите их на всех горных спусках и будете тужить о своих школьных годах.

Машина стала взбираться по извилистой горной дороге, слегка буксуя в недавно выпавшем снегу. На вершине горы, господствовавшей над городом, находился большой отель, походивший на феодальный замок. Как снаружи, так и внутри он не оказался достаточно чистым и опрятным.

— Обычно шутят, что Гштаад стремится стать Сан-Морицем, но ему это никак не удается, — сказал Фабиан.

— Меня он вполне устраивает, — признался я. Снова оказаться в Сан-Морице у меня не было никакого желания.

Мы расписались в книге регистрации приезжающих. Как обычно, в конторке портье сразу же узнали Фабиана и, казалось, выражали большую радость по случаю его приезда. Он то и дело здоровался, отвечая на приветствия.

— Ваши дамы оставили вам записку, — поспешил сообщить швейцар. — Они сейчас в баре.

— Какой сюрприз, — улыбнулся Фабиан. В просторном баре царил интимный полумрак, но в дальнем конце я все же разглядел Лили и Юнис. Они были еще в лыжных костюмах и сидели в компании пяти мужчин. На столе было вволю шампанского. Лили рассказывала какую-то историю, ее рассказ сопровождался такими взрывами смеха, что за другими столиками на них оборачивались. Я стоял в дверях, сомневаясь, следует ли нам с Фабианом присоединиться к этому веселому обществу.

— Они не теряют времени понапрасну, не правда ли? — сказал я.

— В этом я не сомневался, — с обычной невозмутимостью ответил Фабиан.

— Поднимусь-ка я к себе в номер и приму ванну, — решил я. — Позвоните мне, когда спуститесь к ужину.

— Ах, робкая душа, — улыбнулся в усы Фабиан.

— Что ж, покажите свою храбрость, — ответил я. Уже уходя, услыхал, как снова заржали мужчины, сидевшие с нашими красавицами, и увидел, что Фабиан направился к их столику.

Когда я проходил через вестибюль, туда ввалилась из кегельбана ватага молодежи. В их шумной и бойкой болтовне звучала французская и английская речь. Мальчики — все с длинными волосами, некоторые с бородами, хотя самому старшему из них — не более семнадцати лет.

Одна из хорошеньких девушек в этой компании почему-то пристально уставилась на меня. Это была блондинка с длинными спутанными волосами, почти закрывавшими ее розовое личико. Джинсы с цветочками в пастельных тонах обтягивали ее по-детски округлые бедра. Она откинула волосы с лица, причем это было сделано рассчитанно томным движением, ее веки были голубовато подкрашены, но губы не намазаны. Мне стало неловко от ее пристального взгляда, и я отвернулся, чтобы спросить ключи у портье.

— Мистер Граймс, — неуверенно окликнул меня еще детский голос.

Я оглянулся. Вся компания ребят уже вышла на улицу, и девушка осталась одна.

— Вы ведь Дуглас Граймс, верно? — спросила она.

— Да.

— Летчик?

Я кивнул, не считая нужным вносить поправки в свое прошлое.

— Вы не помните меня?