Это и правда так. Всю дорогу я думала о том, как пройдет их встреча, как Стас возьмет сына на руки, прижмет к себе, обнимет. И как я скажу сыну, что это его папа. Впрочем, вряд ли он поймет.

— Напрасно, — он пожимает плечами. — Даня еще маленький, чтобы понять, а вот твои родители могут удивиться.

— Мама знает, — сообщаю ему. — Папа… может подозревать.

— Значит, сюрприз не удастся.

— Ты все еще на меня злишься?

Я не могу заметить его шутливо-напускной тон и то, что он тоже нервничает, хотя и пытается скрыть это за улыбкой.

— Так сильно заметно?

— Ты шутишь и это совсем тебе не свойственно.

— Прости, — признается, окончательно убеждая меня в том, что я верно расценила его состояние. — Я не могу поверить, что у меня растет сын. И что я не знал о нем.

— Прощения должна просить я, — аккуратно замечаю. — Я должна была сказать.

— Я бы хотел знать, — кивает Стас. — Даже если ты специально стимулировала организм, чтобы беременность наступила, я должен был знать о нем, это ведь… мой ребенок.

— Давай приедем в другой раз, — прошу его, пока мы не позвонили и не вошли внутрь.

— Сбежать от страха встречи с сыном, — он нервно выдыхает. — Ему два, а я вроде как взрослый.

— Я не предлагаю тебе сбегать, а… подумать.

— Я не собираюсь отказываться от воспитания Дани, — серьезно сообщает, воспринимая мои слова по-своему.

— Я не об этом.

— Я снова шучу, — признается Стас. — Нервничаю. И злюсь, да. И нас ждет серьезный разговор после, ты ведь знаешь?

— Да, — киваю, — я обязательно расскажу тебе обо всем, что ты хочешь знать.

На этот случай у меня сохранено множество Даниных фотографий, клочок его волос после стрижки и нереальное количество видео, где запечатлены даже его первые шаги. Я не думала, что Стас когда-нибудь узнает о существовании сына, но собирала это все для воспоминаний. Чтобы в будущем пересматривать, смеяться.

Я вру.

Я надеялась, что он узнает. Не признавалась себе в этом, но каждый день с замиранием сердца чего-то ждала. Выходила на улицу, осматриваясь и всматриваясь в лица прохожих, думала, что однажды увижу его на пороге с цветами. Глупо, но разве нам запрещено мечтать? Я думала о нем ночи напролет, просыпалась в холодном поту от воспоминаний о нашей ночи и отгоняла мысли о любви.

Любовь живет три года, верно?

Моя должна была умереть, и я убеждала себя в этом.

Мы вместе заходим на территорию дома. Стас аккуратно ведет меня к двери, нажимает на звонок и ждет, когда по ту сторону начнется движение и откроется дверь. На пороге стоит мама, она удивленно смотрит сначала на Стаса, потом на меня, и только после молчаливого изучения пропускает нас внутрь.

— Ты же хотела оставить Даню у нас, — напоминает мама. — Изменились планы?

— Да, — в разговор встревает Стас, чье присутствие мама предпочла проигнорировать. — Мы приехали забрать сына на прогулку.

Мама непонимающе хлопает глазами, смотрит на меня, потом на него и сглатывает.

— Я все ему рассказала, — говорю ей.

Она кивает, но не спешит идти за Даней и пускать нас дальше гостинной. Не знаю, что именно меня настораживает в ее поведении, но я намеренно беру Стаса за руку и двигаюсь в сторону комнаты, где обычно играет Даня.

— Стася, — окликает мама. — Может, чаю?

Предложи она раньше, я бы с удовольствием согласилась, решив, что она хочет наладить отношения, но сейчас я продолжаю идти дальше, открываю дверь и натыкаюсь на идиллию: на полу сидит мой сын, а напротив — Максим. Зря я поверила, что мама меня поняла и даже прощения попросила. А ведь пока я бегала в больницу к Лере, она устраивала Максу встречи с Даней, сближала их еще больше, хотя поступать стоило наоборот. Сын ведь еще больше привязывался к Максиму и теперь, когда он интуитивно прижался к нему и обнял за шею, чувствую себя злой мачехой, не дающей ребенку общаться с отцом.

Только вот Максим Дане не отец и никогда им не станет. Понятно, что ребенок привык, но…

— Мама, — произношу, разворачиваясь и смотря на нее тяжелым взглядом. — Как ты могла? — понижаю голос, чтобы Даня ничего не услышал и захлопываю дверь.

— А что тут такого? Даня наверняка скучает по Максиму. Он ведь ему отца заменил, — язвит, смотря на Стаса.

Пытается его уколоть, хотя он ни капли не виноват и она прекрасно это знает. Не могу поверить, что она так поступает, что говорит все это и выставляет меня крайней, делая вид, что совсем ничего не подозревает. Винит Стаса, напоминая ему, что он потерял, не общаясь с сыном. Я хочу как-то повлиять на ситуацию, перенаправить ее злость на себя, но Стас уже влезает в диалог и произносит:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— С удовольствием пожму ему руку за то, что он с такой ответственностью подошел к вопросу воспитания моего сына, но впредь я планирую заниматься этим самостоятельно.

Повисает пауза, которую нарушает скрип двери: это Максим выходит из комнаты и смотрит на нас всех. Я всматриваюсь в его лицо и пытаюсь найти там хоть какой-то намек на чувства, но его нет. Он равнодушно смотрит на маму, на меня, и лишь когда его взгляд сосредотачивается на Стасе, на лице мелькает раздражение.

— Мама, что здесь делает Максим?

— Видимо, занимается ребенком, — Макс не дает маме вставить и слова. — Пока его мамаша шляется непонятно где и… с кем.

Он снова смотрит на Руслана, тем самым показывая, чем именно я занимаюсь, мотает головой, мол, видите, Мария, какая безалаберная у вас дочь.

— Мама!

— А что мама? — произносит она, смотря мимо меня. Видимо, присутствие Стаса не делает ее такой решительной и безапелляционной, какой она бывает со мной наедине. — Дане нужно общение с тем, к кому он привык. Максима он любит, разве я имею право запрещать им общаться?

— Я имею, мама, — пытаюсь донести до нее. — Максим больше не участвует в нашей жизни, мы с ним расстались, почему ты решила, что он имеет право общаться с моим сыном?

— Расстались? — встревает в разговор Максим. — Видимо, ты быстро утешилась.