Возможность, что мужчины и женщины не во всех отношениях одинаковы, также ставит политических лидеров перед выбором. Считается предосудительным, если банк нанимает больше мужчин-менеджеров, чем женщин из-за того, что те не уволятся, родив ребенка. Но будет ли также предосудительно, если пара наймет не мужчину, а женщину в качестве няни для своей дочери, потому что в таком случае меньше вероятность сексуального насилия? Большинство людей полагают, что наказание за конкретное преступление должно быть одинаковым независимо от того, кто его совершил. Но, зная о сексуальных эмоциях, типичных для каждого из двух полов, должны ли мы наказывать одинаково мужчину, совратившего 16-летнюю девочку, и женщину, соблазнившую 16-летнего мальчика?

С такими вопросами сталкиваются жители демократических стран, решая, что же делать с дискриминацией. Смысл не в том, что различия между группами не могут использоваться в качестве основы для дискриминации. Смысл в том, что они не обязательно должны так использоваться, и в определенных случаях мы можем, по моральным соображениям, решить, что так делать нельзя.

* * *

Таким образом, «чистый лист» не обязательное условие для борьбы с сексизмом, расизмом и социал-дарвинизмом — убеждением, что бедные и богатые заслуживают своего статуса и, следовательно, мы должны отказаться от всех принципов экономической справедливости в пользу политики абсолютного невмешательства в экономику.

Страх перед социальным дарвинизмом заставляет современных интеллектуалов относиться к идее, что общественный класс каким-то образом связан с генами, как к радиоактивному плутонию, хотя сложно себе представить, что это не может быть верно хотя бы частично. Позаимствую пример у философа Роберта Нозика: предположим, миллион человек готовы отдать $10, чтобы услышать, как поет Паваротти, и не хотят платить $10, чтобы послушать, как пою я. Частично причина в том, что мы с Паваротти отличаемся генетически. Даже в абсолютно справедливом обществе Паваротти станет на $10 млн богаче и попадет в экономическую страту, куда меня мои гены не пускают17. То, что бо́льшие награды достаются людям с бо́льшими врожденными способностями, если другие люди готовы платить за плоды их таланта, — грубый факт. Единственное, что может помешать этому, — случайное распределение людей по кастам, контроль государства над всеми экономическими транзакциями или то, что врожденных талантов не существует, потому что мы — «чистые листы».

Удивительное количество интеллектуалов, особенно среди левых, действительно отрицают, что существует такая вещь, как врожденный талант, особенно интеллект. Стивен Джей Гулд написал свой бестселлер 1981 года под названием «Ложное измерение человека» (The Mismeasure of Man) для того, чтобы развенчать «абстрактное понятие интеллекта как единого целого, его локализации в мозге, его представления в виде одного числа для каждого индивидуума и использования этих чисел для ранжирования людей по степени их ценности, что неизменно обнаруживает, что подавляемые и неимущие группы — расы, классы, пол — изначально ущербны и заслуживают своего положения»18. Философ Хилари Патнэм доказывал, что концепция интеллекта — часть социальной теории под названием «элитизм», приложимой к капиталистическому обществу:

В условиях менее соревновательных форм общественного устройства теория элитизма могла бы быть заменена другой — теорией эгалитаризма, которая утверждает, что обычные люди могут делать все, что захотят, и делать это хорошо, если (1) они высоко мотивированы и (2) работают сообща19.

Другими словами, каждый из нас может стать Ричардом Фейнманом или Тайгером Вудсом, если только мы высоко мотивированы и работаем сообща.

Совершенно фантастическое чувство испытываешь, читая профессоров, отрицающих существование интеллекта. Профессора одержимы интеллектом. Они обсуждают его бесконечно, рассматривая вопросы приема студентов, нанимая преподавателей и сотрудников, а особенно сплетничая друг о друге. Точно так же ни граждане, ни политики не могут игнорировать эту концепцию, независимо от отношения к ней. Люди, которые говорят, что не верят в IQ, тут же вспоминают о нем в дискуссиях о высшей мере наказания для убийцы, чей IQ равен 64, о запрете свинцовой краски, которая понижает IQ ребенка на пять пунктов, или в обсуждении, достаточно ли Джордж Буш образован для того, чтобы занимать пост президента. В любом случае сегодня существует достаточно доказательств того, что интеллект — стабильная характеристика личности, что он связан с качествами мозга (включая общий размер, количество серого вещества в лобных долях, скорость нейронной передачи и метаболизм глюкозы), что он частично наследуем и что его уровень можно использовать для прогноза некоторых жизненных достижений, например дохода или социального статуса20.

Существование врожденных талантов тем не менее не подразумевает социальный дарвинизм. Это опасение основано на двух ложных заключениях. Первое — мышление по типу «все или ничего», которое часто проникает в дискуссии о социальных последствиях генетики. То, что врожденные особенности, возможно, один из источников социального статуса, еще не значит, что это — единственный источник. Есть и другие — чистая удача, унаследованное богатство, расовые и классовые предрассудки, неравные возможности (такие, как образование и социальные связи) и культурный капитал: привычки и ценности, способствующие экономическому успеху. Признав, что талант имеет значение, не обязательно считать, что предубеждения и неравные возможности его не имеют.

Но что более важно: даже если унаследованные таланты могут привести к социально-экономическому успеху, это еще не значит, что успех заслужен в моральном смысле. Социальный дарвинизм основан на предпосылке Спенсера, что эволюция может подсказать нам, что правильно, — что понятие «хороший» может быть сведено к «эволюционно успешный». Это малоизвестный вариант «натуралистической ошибки»: веры, что все, что происходит в природе, — это хорошо. (Спенсер также путал социальный успех — богатство, власть и статус — с эволюционным успехом: количеством жизнеспособных потомков.) Натуралистическая ошибка была описана философом Джорджем Муром в его книге 1903 года «Принципы этики» (Principia Ethica), книге, которая положила конец этике Спенсера21. Мур использовал принцип Юма (гильотину Юма): как бы убедительно вы ни показали, что что-то является истиной, из этого еще не следует, что оно должно быть истиной. Мур заметил, что разумно было бы поставить вопрос так: «Это поведение более эволюционно успешно, но хорошо ли оно?» Сам факт, что этот вопрос имеет смысл, показывает, что эволюционный успех и добродетель не одно и то же.

Но можно ли на самом деле примирить биологические различия с концепцией социальной справедливости? Конечно. В своей известной теории справедливости философ Джон Ролс предлагает нам представить себе общественный договор, подписываемый меркантильными агентами, ведущими переговоры вслепую, не зная о талантах и статусе, какие они унаследуют по рождению, — «духами», не знающими, какая «машина» им достанется. Он утверждает, что справедливое общество — единственное, в котором эти бесплотные «духи» согласились бы родиться, зная, что им, возможно, придется иметь дело с неблагоприятными социальными или генетическими условиями22. Если вы согласны с тем, что это разумная концепция справедливости и что агенты будут настаивать на широкой социальной поддержке и перераспределительном налогообложении (не устраняющем при этом стимулы, делающие лучше жизнь для всех), тогда вы согласитесь с уравнительной социальной политикой, даже если считаете, что разница в социальном статусе на 100 % наследуется генетически. Политика тогда будет в буквальном смысле вопросом справедливости, а не следствием идеи тождественности людей.