— «Прекрасный мечтатель», — поправил меня мистер Осборн. — Конечно, я помню эту песню, потому что мисс Гласс Голубая учила ей и меня.

— Учила вас?

— Да, именно так. Я всегда мечтал научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте и решил брать уроки у мисс Гласс Голубой… это было, кажется, четыре года назад, когда она преподавала музыку полную рабочую неделю. У нее было много взрослых учеников, и всех нас она заставляла учить эту мелодию. Послушай, теперь, когда ты мне сказал об этом, я вспомнил, что в те времена попугай никогда не кричал в задней комнате, как в тот вечер. Правда, смешно?

— Скорее странно, — в свою очередь поправил я мистера Осборна.

— Да, пожалуй. Что ж, мне пора возвращаться к работе, — сказал мистер Осборн, заметив миссис Хакаби, выходившую из комнаты отдыха с суровым видом, способным вселить страх даже в бывалого солдата. — Ну как, помог я тебе?

— Думаю, что да. Хотя я еще не до конца уверен.

Мистер Осборн поднялся со стула.

— Послушай, может, ты и меня вставишь в этот свой рассказ?

— В какой рассказ?

Взгляд мистера Осборна снова сделался подозрительным.

— В ту историю, где главным действующим лицом будет голубой попугай.

— А, в этот рассказ! Конечно, сэр, почему бы и нет?

— Надеюсь, ты сделаешь меня положительным героем, — высказал напоследок свое пожелание повар и направился к кухонной двери.

По телевизору выступал какой-то крикливый человек в коричневой униформе.

— Эй, Юджин! — крикнул мистер Моултри. — Только послушай, что говорит этот болван!

— Мистер Осборн! — позвал я повара, прежде чем тот успел переключить свое внимание на телевизор. — Как вы думаете, если вдруг мисс Гласс Голубая станет опять играть эту мелодию на пианино, а попугай снова начнет орать, может, тогда вы разберете побольше?

— Вряд ли мне представится такая возможность, — ответил он.

— Почему?

— Пару недель назад мисс Гласс Голубая отнесла попугая доку Лезандеру. Тот объяснил ей, что у птицы началось не то воспаление мозга, не то какая-то другая болезнь. Так или иначе, попугай сыграл в ящик. Что там он болтает, Дик?

— Ты только послушай его! — Мистер Моултри кивнул головой на человека, беснующегося на экране телевизора. — Его звать Линкольн Рокуэлл! Этот сукин сын заправляет Американской фашистской партией! Можешь поверить в такое?

— Американские фашисты? — (Я заметил, что затылок мистера Осборна наливается кровью.) — Хочешь сказать, что эти сволочи, которых я помогал бить в Европе, теперь пробрались в нам в Штаты?

— Он говорит, что они собираются прийти к власти в Америке! — сообщил мистер Моултри. — Ты только послушай его, упадешь от удивления!

— Попадись он мне в руки, свернул бы его мерзкую шею!

Я уже шел к выходу из кафе, погрузившись в собственные размышления, у самых дверей я услышал, как мистер Моултри, который, по словам нашего бывшего шерифа мистера Эмори, состоял членом ку-клукс-клана, засмеялся и сказал:

— А вот тут этот парень прав! Пора всех негров вышвырнуть обратно в Африку. Уж я бы не стал терпеть черномазого в своем доме, как некоторые, которые приглашают к себе всяких Лайтфутов!

Я знал, кому предназначались эти язвительные слова. Остановившись, я взглянул на него. Широко улыбаясь и наблюдая за мной краем глаза, мистер Моултри разговаривал с мистером Осборном. Человек на телеэкране вещал что-то о «расовой чистоте».

— Да уж, мой дом — моя крепость! Уж я-то не стану звать в свою крепость ниггеров, чтобы дом провонял до самых половиц! А ты что скажешь, Юджин?

— Линкольн Рокуэлл, говоришь? — спросил мистер Осборн. — А что, неплохое имя для фашиста!

— Есть еще в наших краях парни, которые не станут якшаться с ниггерами, верно, Юджин?

Мистер Моултри продолжал гнуть свое, словно закидывая для меня крючок с наживкой.

В конце концов болтовня Моултри достигла сознания мистера Осборна. Он брезгливо взглянул на него, как, наверно, глядел на заплесневелый сыр.

— Парень по имени Эрни Грейверсон спас мне жизнь в Европе, Дик. А он был чернее, чем туз пик.

— Послушай… я совсем не то имел в виду… — Улыбка мистера Моултри вдруг сделалась жалкой. — Я готов признать, — торопливо заговорил он, спасая остатки достоинства, — что у одного или двух черномазых на сотню встречаются мозги белого человека вместо обезьяньих.

— Знаешь, что я скажу тебе, Дик? — проговорил мистер Осборн, положив свою пятерню с армейской татуировкой на плечо Моултри и крепко сжав его. — Закрой-ка ты лучше свой рот, ладно?

После этого мистер Моултри не издал больше ни звука.

Когда я выходил из бара «Яркая звезда», мужчина в коричневой униформе исчез с экрана. Забравшись на Ракету, я покатил обратно к дому, погромыхивая формочками для выпечки в своей корзинке. Недавно скончавшийся голубой попугай, который умел разговаривать по-немецки, не шел у меня из головы. Когда я добрался до дома, отец уже спал в своем кресле. Трансляция матча команды Алабамы по радио закончилась, когда я отправлялся к Вулворту, и сейчас из динамика доносилась музыка в стиле кантри. Я вручил формочки маме, а потом сел в гостиной и стал смотреть, как спит отец. Он свернулся калачиком, обхватив себя руками. Мне пришло в голову, что так он пытается взять себя в руки. Во сне он глубоко дышал с тихим сипящим звуком на грани храпа. Внезапно нечто, всплывшее в сознании отца, заставило его вздрогнуть. Его воспаленные красные глаза раскрылись и несколько секунд смотрели прямо на меня, а потом снова закрылись.

То, как выглядело лицо отца во сне, вселяло в меня тревогу. Оно было печальным и осунувшимся, хотя еды у нас было вдоволь. Это было лицо человека, потерпевшего поражение и почти смирившегося с ним. Все профессии важны, в том числе и посудомоя, человека труда надо уважать, ибо каждый труд необходим. Но мне была невыносима мысль, что, после того как должность помощника менеджера в отделе доставки была уже так близка, моему отцу теперь приходится обивать пороги городских кафе, выпрашивая любую работу, вплоть до посудомоя, — воистину для этого нужно было дойти до последней грани отчаяния. Полуденный кошмар заставил отца содрогнуться от ужаса, с его приоткрывшихся губ сорвался тихий то ли стон, то ли хрип. Даже во сне он не знал покоя, не в силах скрыться от преследовавших его страхов.

Я прошел в свою комнату, закрыл за собой дверь и взял одну из семи волшебных шкатулок. Достав оттуда коробку из-под сигар «Белая сова», я вынул перышко и долго рассматривал его при свете настольной лампы.

Да, сказал себе я, чувствуя, как сердце колотится все быстрее и быстрее. Да.

Это перо вполне может быть пером попугая.

Вот только цвет зеленый, изумрудно-зеленый. Ругающийся по-немецки попугай мисс Гласс Голубой был бирюзового цвета, без единого пятнышка, за исключением желтого надклювья.