– У меня всегда так, лет с десяти. Я привыкла.

Так вот, пока Ричард репетировал Гамлета, я побывала на репетиции всего один раз, чтобы никого не смущать и не отвлекать внимание на себя, к тому же приходилось учитывать, что за дверью театра оставались те, кто ждал бы моего выхода. Пришлось скромно скучать в номере.

Репетиция на меня произвела большое впечатление, я вспоминала съемочную площадку и понимала, как много недорабатывают актеры кино, но в то же время, как сильно переигрывают театральные. Хотелось крикнуть:

– Не нужно так громко и театрально!

Потом я вспомнила, где сижу, и что во время спектакля заполненный зал поглотит звуки и задние ряды могут ничего не услышать. Да, во всем есть свои плюсы и минусы. Зато роли шли последовательно, не приходилось сначала снимать гибель, а потом «оживать» и играть приезд. Бартону все лихо удавалось, он был в образе весь спектакль и из роли не выходил ни на минуту.

На премьеру я рискнула появиться и устроиться в первом ряду, чем едва не сорвала, во всяком случае, серьезно затянула начало спектакля. Как водится, весь зал пожелал посмотреть (и не по одному разу), где же сидит и как сегодня выглядит Элизабет Тейлор. Полчаса шум не позволял поднять занавес, я прекрасно понимала, что чувствуют уже готовые к началу актеры за кулисами, знала, что и в какой форме выслушаю от Ричарда, а потому рискнула. Поднявшись в полный рост, я приветственно помахала рукой и громко попросила занять свои места наконец и позволить начать спектакль, потому что актеры устали.

Занавес открывали под гром аплодисментов, а мне пришлось осторожно улизнуть за кулисы и больше на публике во избежание срыва спектакля не появляться. Все остальные вечера я сидела за кулисами или вообще в гримерной Ричарда, только слушая спектакль. Я уже писала, как они великолепно играли, особенно мой обожаемый Бартон.

Как раз в это время мы с Ричардом поженились. Чтобы не взорвать Торонто, было решено сделать это в Монреале. Мы почти тайно слетали на свою частную церемонию, я тебе рассказывала.

Конечно, публика узнала о нашей свадьбе, и тут началось совершенное сумасшествие, я даже обрадовалась, что мы приехали без детей.

После Торонто спектакль повезли в Бостон, чтобы играть в Шуберт-театре. Даже сейчас, через много лет, я с ужасом вспоминаю эти проявления фанатичной «любви» к нашей паре. Это уже не любовь, а безумие. Женатых «Лиз и Дик» желали не просто видеть, а порвать на сувениры, причем, чем мельче, тем лучше, чтобы хватило на всех. Но всех оказалось так много, что не справилась даже полиция!

Я помню, как ты рассказывал о разбитой голове и вырванных волосах, у меня было так же. В аэропорту нам пришлось, едва спустившись по трапу, бегом взбираться обратно, потому что сумасшедшая толпа, разметав легкое ограждение, бросилась к самолету. Выйти из него мы не могли, самолет пришлось отбуксировать в ангар, из которого нас намеревались вывезти сразу на машине. Это тоже пришлось делать спешно, пока полиция удерживала обезумевших фанатов. Два лимузина с затемненными стеклами рванули один за другим. Пока растерянные поклонники бросились за первым, второй, в котором сидели мы с Ричардом, успел покинуть поле.

Бартон промокал пот со лба:

– Бывают моменты, когда я жалею, что слишком известен…

– Или что женился на мне?

– Лиз, хоть ты не говори глупости.

Но оказалось, что мы рано обрадовались. У отеля нас ждало куда более тяжелое испытание. Мы с трудом пробились сквозь толпу у входа, но фанаты догнали нас в холле отеля. Полиция явно не справлялась. Набросившиеся на меня фанаты действительно норовили оторвать кусочек неважно чего – одежды, клок волос, меня самой. Это было действительно страшно, потому что восхищение и фанатизм сменились настоящим безумием. Пытаясь вырваться, я угодила лицом в стену, крик стоял такой, что даже зови я на помощь, никто не услышал бы.

Спас Ричард. Когда человек видит в опасности дорогого ему человека, силы удесятеряются. Дико рыча, Бартон сумел раскидать в стороны вцепившихся в меня людей и втолкнуть меня в лифт. По-моему, он отбивался от наседавших поклонников ногами, ударив какую-то женщину, но мне ее даже не жаль, потому что ничего человеческого в тот момент в ее лице не было. Я потеряла сознание от боли и ужаса.

В номере мне пришлось оказывать медицинскую помощь, замазывая ссадины и даже раны на спине и отпаивая успокоительным. Прибежали представители отеля с извинениями, а также представители полиции. Бартон был вне себя:

– Мы сталкивались с сумасшедшими фанатами, но это дело полиции сдерживать их. Если вы неспособны справиться с обезумевшей толпой, нужно предупреждать, мы бы не приезжали.

Полицейские извинялись, снова разводили руками и обещали, что не подпустят толпу к нам и близко. Я, конечно, сказала, что никуда не выйду, а в прессе обязательно дам интервью с рассказом о сумасшедших фанатах, нанесенном ущербе и неспособности местных властей и работников отеля оградить нас от нападений.

Ничего такого я говорить не стала, просто просидела в номере, страшно удрученная и несчастная, пока Бартон счастливо играл своего Гамлета. Все хорошо в меру. Можно восхищаться, можно даже сутками орать под окнами, приветствуя своих кумиров, можно встречать их в аэропорту или у отеля, но не рвать же на части. Я была рада только тому, что с нами не было детей, для них потрясение могло оказаться слишком сильным.

Я люблю поклонников и даже фанатов, но только не тех, кто рвет у меня одежду на спине или волосы с головы.

На Бродвее спектакль продержался 136 дней, мог бы и дольше, но нам надоело жить в осаде и постоянно рисковать жизнью. Я не преувеличиваю, актеры театра вынуждены были подолгу ждать, пока конная полиция сумеет разогнать толпу, чтобы мы могли протиснуться хотя бы к лимузину, иначе из театра не выйти. Я очень хотела бы присутствовать на каждом спектакле Ричарда, но не могла этого делать, потому что одному ему еще как-то удавалось пробраться, но стоило появиться вдвоем, улицу оглашал дикий рев, навстречу под конские копыта бросались обезумевшие люди, готовые действительно растерзать нас по клочкам на сувениры.

Однажды мы увидели, что на крышу лимузина взобрались двое парней и принялись заглядывать в окна. Не спасали ни закрытые стекла, ни полицейские дубинки, казалось, еще чуть, и машину просто перевернут. Мы с Бартоном и сидевшими с нами Крониным и его супругой Джессикой Тэнди по-настоящему испугались. Почувствовав приближение истерики, я вцепилась