Ребята предложили: давай, мол, сходим вместе, однако Нотка отказался. Он подумал, что друзья чувствуют, будто он побаивается, и решил показать — неправда это. И ребятам, и себе.

И ушел. Даже не взял фонарик, который предлагал ему Титим…

3

Сирротина Маркеловна и дядюшка Брю в это время вспоминали детство. Всякие игры, школьные проказы и другие интересные дела. А потом и юность. И любимые песни…

— У меня и сейчас навертываются слезы, когда вспоминаю тот замечательный романс, — призналась Сирротина. — Белой какации гроздья пушистые…

— Что ты, голубушка! — заспорил Брю. — Надо петь не так. "Белой макации …" Ведь имеются в виду пышные соцветия, которые нависают над прудом и макаются в воду…

— Ты, Брю, всегда был путаником, — возразила Сирротина. — И спорщиком. Причем бестолковым…

— А ты, радость моя, тоже не отличалась ангельским характером, — не остался в долгу Сирротинин одноклассник. — Бывало упрешься, будто коза своими рогами в новые ворота…

— Дракоза, — поправила Сирротина Маркеловна.

— Тем более, — сказал дядюшка Брю. И вдруг охнул. — Ну вот… мне вредно спорить. Опять кольнуло печень… Не забывай, сколько мне лет…

Сирротина всполошилась:

— Дай какую-нибудь посудину, я налью молока! Сразу все пройдет!

Дядюшка Брю, охая, взял с полки плоскую глиняную миску. Сирротина Маркеловна приняла ее в ладони, пригляделась…

— Великий Примус! Здесь же надпись, вот, по краю! Старинная! "Дни человеческие быстротечны. Мудрость и Время бесконечны…" Брю, где ты взял эту чашу?

— Да не помню уже. Кажется, откопал в парке. Набирал землю для рассады, а в ней эта посудина…

— Это же чаша из того самого древнего храма! Как она попала на Дзымбу?

— Значит, не годится для лечения? — огорчился дядюшка Брю?

— Очень даже годится. На, пей… Ну как, полегчало? То-то же… А еще эта "посудина", как ты выразился, годится для очень важного дела. Да-да! Если в нее налить волшебное дракозье молоко, его поверхность сделается, как зеркало. И в нем можно будет увидеть Главную истину, которая открывает смысл жизни!

— А зачем? — неосторожно спросил дядюшка Брю.

— Ты всегда был тупицей! Недаром в третьем классе тебя чуть не оставили на второй год!

— Это потому, что я болел…

— Не столько болел, сколько притворялся… Ну-ка дай… — Сирротина Маркеловна поставила чашу посреди стола и осторожно вылила в нее из фляги оставшееся молоко. — Тихо, не дыши… Давай смотреть…

Дядюшка Брю понял, что сейчас будет что-то важное. Вместе с Сирротиной склонился над молоком (бряк — они стукнулись головами).

Молоко и правда превратилось в зеркало. Или, вернее, в круглый экран. В нем стали видны темные листья и кусочек желтой луны. Потом посветлело. И старые школьные друзья различили двух ребятишек под вековым дзымбовским дубом. Брат и сестра сидели, обняв друг друга за плечи, и тихо разговаривали. Да, представьте себе, слышен был их полушепот.

— Хорошо, что дядюшка Брю поправился, — проговорила Крошка.

— Еще бы… Это удивительно, как хорошо, — согласился Кролик. — От сердца отлегло.

— Теперь всё на свете замечательно, да Лик?

— Конечно, Шка… Было бы еще лучше, если бы у нас была мама. Но что поделаешь… Зато у меня есть любимая сестренка.

— А у меня любимый братик, — шепнула Крошка и обняла брата покрепче.

— И хорошо, что всегда светит фонарик… — сказал он.

— Какие чудесные, — шепнула Сирротина Маркеловна.

— Да… но где же смысл жизни? — неуверенно спросил дядюшка Брю.

Сирротина Маркеловна сделала глубокий вдох.

— Кто знает, может быть, в этом он и есть… Чтобы любить друг друга и радоваться, когда хорошо всем вокруг… И когда что-то светит…

— Гм… оказывается, ты все же поумнела за прошедшие годы…

— А вот как дам сейчас по копчику, будешь знать, — пообещала дама-философ голосом десятилетней Сиры.

Видимо, Кро-Кро сидели недалеко от дома, потому что вдруг распахнулась дверь и близнецы возникли на пороге.

— Ой… здрасте, тетя Сирротина… — засмущались они.

Та расцвела им навстречу:

— Здравствуйте, мои милые! — Он протянула руки. — Идите ко мне…

И они подошли, и она, присев, обняла их, и Кро-Кро прижались к ней… ну, если не как к маме, то будто к доброй, совсем родной бабушке…

Сирротина Маркеловна оглянулась на бывшего одноклассника.

— Слушай, Брикус. Почему бы нам не устроить общий дом? В молодые годы не получилось, ну так давай хотя бы сейчас. На Дракуэли будет король, он позаботится о дракозах… А здесь… детям ведь тоже нужна женская забота…

— Дык а я что… — прокряхтел дядюшка. — Давай… С тобой все равно не поспоришь, а то ведь опять начнешь поддавать мне под зад своими твердыми коленками, помню до сих пор…

Ребята сидели и ждали Нотку с его свирелью. Тот все не возвращался. А время было позднее. У Прошки на груди пищал, захлебываясь, переговорный кулон: сигналили из дворца.

— Ну, чего надо! — огрызалась принцесса Прозерпина-Пропорция.

— Ваше высочество! — слезливо вещала из королевской резиденции старшая фрейлина. — Где вы гуляете? Его величество изволят очень волноваться!

— И пусть волнуется, — отвечала Прошка. — После его хулиганской выходки на Дракуэли я с ним не разговариваю.

— Но ваше…

— Отстаньте я сказала!

К сожалению, переговорные устройства на Дзымбе, в отличие от земных мобильников, не отключались, приходилось терпеть. Кстати, они были там большой редкостью — только у высших чиновников и придворных…

А Нотка все не появлялся. Вот еще забота! Конечно, не было на Дзымбе ни разбойников, ни хищников, но мало ли что может случиться в темноте… Решили иди навстречу. И так дошли до самого Ковчега.

Крышка на Ковчеге была ужасно тяжелая. Чтобы не надрываться каждый раз, ее оставляли открытой. А сейчас… сейчас она оказалась захлопнута!

Сразу все поняли: что-то не так. Поднатужились, откинули крышку набок. И сразу же из темного люка вырвался к ним Нотка. Он всхлипывал.

— Ребята…

Конечно, все наперебой: что случилось? Он всхлипнул громче, показал на ладони медный ключ и мятую бумажку. На бумажке — нацарапанный карандашом чертежик: какой-то ручей, мостик, стрелка.

— Скорее! Там моя мама… Это у Желтой речки…

Титим, Гига, Прошка, Лёпа кинулись вместе с Ноткой сквозь темноту. Фонарик Титима рассекал ее сердитым лучом.

Нотка на бегу рассказал вот что… (Здесь, конечно, изложение более подробное, чем там, у колеса с фонариками.) Когда Нотка в темноте спустился в открытый люк, и от удара его ног об пол зажглись плафоны, крышка наверху громко ухнула. Нотка увидел, что за ним спускается Искор. Видимо, он дожидался снаружи, у входа, и теперь двинулся следом. Он спрыгнул со скобы и улыбнулся: