Шимпанзе таращится на махину-город с отвисшей челюстью и немигающими глазами. На боковой дороге, ведущей в аэропорт, Питер останавливает машину. Впереди – самое трудное дело. Ему придется вколоть обезьяне сильное успокаивающее для животных – его назначил ветеринар. Что, если Одо накинется на него в отместку?

– Гляди! – бросает он, показывая в сторону.

Обезьяна глядит. Питер вонзает ей в руку шприц. Одо едва обращает внимание на укол – и через считаные минуты валится без сознания. В аэропорту, учитывая характер груза, Питеру разрешают пройти через отдельную стойку и сбагрить обезьяну на грузовой терминал. Он собирает клетку и, с немалым усилием подняв обмякшее тело Одо, укладывает его на застеленный одеялом пол клетки. Он немного задерживается у клетки, вцепившись пальцами в прутья. А что, если Одо очнется? И что тогда будет?

Клетку водружают на транспортную тележку и катят в глубь лабиринта коридоров аэропорта имени Дж. Ф. Кеннеди. Питера, идущего следом, сопровождает охранник. После того как таможенник проверяет все сопроводительные бумаги и его билет, Одо увозят. Питера уведомляют, что, если командир экипажа позволит, в полете он сможет навещать Одо в грузовом отделении.

Питер спешит прочь. Он едет на автомойку, моет машину изнутри и снаружи – и направляется в Бруклин. Потенциальный покупатель оказывается человеком несговорчивым: он придирается к каждому дефекту машины, напирая на износ. Питер уже лет двадцать не участвовал в никчемных политических дебатах. Он просто стоит и слушает въедливого малого, не говоря ни слова, потом назначает новую цену. А когда неугомонный малый снова пускается в спор, Питер отрезает:

– Прекрасно! Тогда продам ее другому.

Он садится в машину и включает зажигание.

Спорщик бросается к окну.

– Какому такому другому? – удивляется он.

– Сразу после того, как я согласился продать вам машину, мне позвонил другой охотник. И я сказал ему нет, памятуя о том, что уже договорился с вами. Но мне даже лучше, что вы отказываетесь. Теперь мне заплатят больше.

Он включает передачу и задним ходом отъезжает.

Малый машет руками.

– Постойте, погодите! Я беру! – кричит он. И мигом расплачивается.

Питер ловит такси и возвращается в аэропорт. Он докучает представителям авиакомпании своим беспокойством за Одо. Те заверяют его, что нет, не забудут загрузить обезьяну в самолет, что да, ее загрузят в верхний отсек, герметизированный и обогреваемый, что да, она жива и здорова, что нет, Питеру нельзя проведать ее прямо сейчас, и что да, как только самолет наберет крейсерскую высоту, они напомнят кому следует, чтобы Питеру разрешали навещать ее в полете.

Спустя час полета командир экипажа дает добро – и Питер направляется в хвостовую часть самолета. Через узенькую дверцу он проникает в верхний грузовой отсек. Включается свет. Он узнает клетку – она прикреплена ремнями к стенке отсека. И стоит поодаль от багажа пассажиров первого класса. Он спешит прямиком к ней. И с облегчением видит, как грудь Одо ровно вздымается и опускается. Он просовывает руку сквозь прутья и прикасается к теплому телу. Ему хочется забраться внутрь и пообыскивать его – но сотрудники авиакомпании позаботились навесить на клетку дополнительный замок.

За исключением случайных отлучек в туалет и за едой Питер проводит весь полет возле клетки. Бортпроводницы этого как будто не замечают. Ветеринар уверял, что случаев пагубного воздействия успокоительного на шимпанзе при передозировке не наблюдалось. И во время полета он делает Одо дополнительный укол. Ему это претит, а с другой стороны, не хочется, чтобы обезьяна очнулась в таком шумном, странном месте. Она может запаниковать.

Все, довольно, думает Питер.

И обещает себе, что больше никогда не подвергнет Одо столь отвратительному обхождению. Обезьяна заслуживает лучшего.

За полчаса до посадки в грузовой отсек самолета заходит бортпроводница. Питеру надлежит вернуться на свое место, предупреждает она. Он делает то, что велено, – и тут же забывается сном.

Когда ранним утром самолет подпрыгивает, коснувшись посадочной полосы в лиссабонском аэропорту Портела, Питер смотрит затуманенным взором в иллюминатор – и чувствует, как сам начинает паниковать. Сердце колотится в груди как бешеное. Дыхание перехватывает. Это какое-то недоразумение! Еще не поздно все исправить! Но как быть с Одо? В Лиссабоне, конечно же, есть зоопарк. А Одо можно оставить прямо в клетке на выходе – как подкидыша.

Через час после того, как остальные пассажиры разобрали свой багаж и разошлись кто куда, он все еще задерживается в зоне прилета. Почти все это время он проводит в туалетной комнате возле багажного конвейера и украдкой плачет. Если бы только Клара была с ним! Уж она-то утешила бы его. Но, будь она рядом, он вряд ли оказался бы в столь глупом, затруднительном положении.

Наконец к нему подходит служащий в форме.

– O senhor é o homem com o macaco?[50] – осведомляется он.

Питер молча глядит на него.

– Macaco? – повторяет служащий, потом начинает почесывать себя под мышками и гукать: гу-гу-гу.

– Да, да! – кивает Питер.

Когда они проходят через защитные двери, служащий приветливо заговаривает с ним на португальском. Питер кивает в ответ, хотя не понимает ни слова. Он вспоминает давнишние разговоры родителей – вспоминает, как звучит португальский, и звучание его походит на невнятный заунывный шепот.

Посреди ангара стоит багажная тележка с клеткой. А вокруг топчутся сотрудники аэропорта. Сердце снова подскакивает у Питера в груди, но в этот раз от радости. Зеваки обсуждают macaco с явным любопытством. Одо все еще в отключке. Зеваки задают вопросы, а Питер в ответ только сконфуженно качает головой.

– Ele não fala português[51], – предупреждает сопровождающий его служащий в форме.

Они переходят на общение знаками.

– O que o senhor vai fazer com ele?[52] – спрашивает один из них, размахивая перед ним руками, ладонями вверх.

– Я еду в Высокие Горы Португалии, – отвечает Питер. Пальцем он рисует в воздухе прямоугольник, потом повторяет: – Португалия. – И указывает на верхний правый угол прямоугольника.

– Ah, as Altas Montanhas de Portugal! Lá em cima com os rinocerontes[53], – говорит тот.

Остальные смеются. Питер кивает, хотя не понимает, что их развеселило. Rinocerontes?