— Она всю жизнь прожила у Опенков. Они потеряли своего единственного ребенка незадолго до того, как Орешинка к нам попала, — объяснила Мамуся.

«"К нам попала", хм. Скажите уж, "незадолго до того, как мы ее украли"», — подумал Джек.

Но вслух ничего не сказал. В перепалку ввязываться не стоило.

— Но если здесь время недвижно, Орешинка так и осталась бы младенцем, — здраво рассудил мальчуган. — Но она же подросла. Как такое возможно?

— По-твоему, мы держим ее взаперти, точно птичку в клетке? — вознегодовал мистер Опенок: тощий, сутулый, унылого вида хобгоблин. — Вылупкам необходим свежий воздух. Мы часто водим ее в поля Срединного мира.

— Нам там тоже нравится, — подхватила миссис Опенок. — Мы — дети Срединного мира, а не Земли Серебряных Яблок. Порою нас так и тянет навестить горы нашей юности, пусть даже это означает, что мы постареем.

— Многие хобгоблины отказываются покидать родные края, — добавил Бука. — Вот, например, кобольды вполне счастливы в темных чащах Германии, а домовых ничем не заманишь прочь от их очагов. Сюда перебрались только мы.

Джек не сводил глаз с Орешинки; разум упрямо отказывался признавать очевидное. Девочка походила на самого обыкновенного человеческого ребенка, а вела себя в точности как хобгоблин. Скакала и прыгала по-хобгоблински, улюлюкала по-хобгоблински и «глипчала» совершенно по-хобгоблински. «Глипчать» означало издавать неописуемо мерзкий звук, нечто между кваканьем и отрыжкой: хобгоблины производят подобные звуки, когда счастливы.

— Нам придется привыкать друг к другу, — проговорил Джек.

— По счастью, времени у нас достаточно, — отозвалась Мамуся.

— Все время мира к нашим услугам, — согласился Бука.

— Ничуть не бывало, — возразила Пега. — Я попросила вернуть нам сестренку Джека, чтобы мы забрали ее домой.

— Вы не заберете мою малютку! — внезапно вскричала миссис Опенок. — Я заботилась о ней всю ее жизнь, я так ее люблю! Ох, нет, нет, нет, это было бы слишком жестоко.

— Мы подождем несколько дней, — пообещал Джек.

— День, месяц, год — какая разница? — рыдала миссис Опенок. — Я же не стану любить ее меньше. Ах ты, моя ненаглядная, головастик мой, моя барабашечка, они хотят тебя отобрать!

Она крепко прижала к себе девочку; та расплакалась.

— Вы ее не получите, и точка! — прорычал мистер Опенок, с силой ударяя кулаком по ладони.

— Она моя сестра! — закричал Джек.

— А ну прекратите немедленно, — приказал Немезида, вклиниваясь между ними двумя. — Клянусь Великой поганкой, Опенок, ты ведешь себя как грязевик!

— Прости, Немезида, но уж больно оно меня за живое задело, — извинился хобгоблин. — Когда мы потеряли своего малыша, Орешинка стала ответом на наши молитвы. Я не могу ее так просто взять и отдать.

— Давайте-ка все переведем дух, — посоветовал Немезида. — Уже спать пора; а утро вечера мудренее, как говорится. Мамуся! Уж не видел ли я, часом, в кухне корзины с яблоками?

— Видел-видел, — кивнула мать Буки. — И собраны они с лучших деревьев Владыки Леса — тот как раз возился с оползнем в другом конце долины. А теперь они испеклись и медом политы.

— Превосходно! Орешинке, конечно же, пойдет на пользу, если все помирятся. Ничего нет хуже для вылупков, когда взрослые ссорятся. — Глаза Немезиды были глубоки и безмятежны, как лесные заводи; его слова, словно по волшебству, унимали гнев и утихомиривали страсти.

Джек гадал про себя, а кто же истинный правитель этого королевства — Бука, Мамуся или Немезида? Или они трудятся сообща — и каждый делает то, в чем преуспел лучше всего?

Орешинка понемногу успокоилась и устроилась поудобнее на коленях у миссис Опенок. И показала Джеку язык.

Все сидели за столом и попивали сидр. Сидр слегка отдавал уксусом, но Джеку это нравилось: ведь сидр был даром Срединного мира, а не Земли Серебряных Яблок. Сидр подарили те самые деревья, что спали всю зиму, а потом мальчишки и мужчины разбудили их криками: «Waes hael!» Мелко нарезанные яблоки бродили в бочках с самой обычной водой. Однако их продержали там чуть дольше, чем нужно, и сидр получился кисловатым. Этим-то несовершенством, свидетельством времени и перемены, Джек и наслаждался от души.

Бука задумчиво созерцал блуждающие огни; Пега играла в «детские пряталки» с Орешинкой: закрывала лицо руками и восклицала: «Ку-ку!» Малышка была вне себя от восторга: прыгала вверх-вниз, точно вылупок несмышленый, и радостно «глипчала», стоило Пеге отвести ладони от лица.

«Господи милосердный, как же я к ней привыкну-то?» — размышлял про себя Джек.

Оборотившись к Буке, Джек спросил, что послужило причиной такой непримиримой вражды между хобгоблинами и эльфами.

— Эльфы нас ненавидят, потому что у нас есть души, — объяснил король.

И Бука пересказал своими словами историю брата Айдена о войне на Небесах и о том, как Господь изгнал ангелов, не примкнувших ни к той, ни к другой стороне. Джек завороженно слушал.

— Долгие годы мы жили с эльфами в мире, — рассказывал Бука. — Или, скорее, эльфы не обращали внимания на нас, а мы держались подальше от эльфов. Они проложили Полую дорогу, чтобы не сталкиваться с Владыкой Леса. Он ведь не прочь заманить в ловушку неосторожного эльфа, которому вздумалось поохотиться в его владениях. А затем в один прекрасный день на ладьях приплыли пикты — и, не успев высадиться, принялись рубить деревья. Владыка Леса страшно отомстил им. Он попросил брата, Старика-с-Луны, наслать безумие на пиктских женщин. И тогда одни бросились с утесов, а другие утопились в море. А мужчины нашли убежище под землей — и там, в потаенных пещерах, повстречали эльфов.

— Пикты были просто потрясены, — продолжал король. — Или, правильнее сказать, покорены и очарованы: а это куда серьезнее. Большинство их, впрочем, вышли из-под земли и выторговали себе жен у ирландцев, приплывших из-за моря. Но часть осталась в пещерных убежищах.

— Это были древние, — отозвался Джек.

— Они поклоняются эльфам, словно богам, и приводят им рабов.

Джек с Торгиль озадаченно переглянулись. Джек хорошо помнил тот невольничий рынок, где давным-давно скандинавы попытались продать его и Люси. Не позабыл он и низкорослых людей, что появились из лесу, точно тени. Тела их были раскрашены вьющимися лозами, что словно извивались при каждом движении, а голоса шелестели и шуршали, как ветер в хвое. Их вождь положил глаз на Люси, но Олав Однобровый защитил девочку.

— Я думала, они едят своих пленников, — промолвила Торгиль.

— Когда-то так оно и было, — кивнул Бука. — А теперь рабов, неподходящих для службы у эльфов, приносят в жертву Владыке Леса. Древние ищут его дружбы, но они обманываются. Его ненависть неутолима. Рабов отводят в чащу леса в ночь новолуния. И что там с ними случается, я предпочту не описывать.