росту производительности. В аргументации, параллельной влиятельному наблюдению Томаса Пикетти о том, что неравенство увеличивается, когда норма прибыли на капитал превышает темпы роста заработной платы, Келсо отметил, что по мере того, как технологический прогресс увеличивает производительность капитала, эти преимущества непропорционально увеличиваются для владельцев капитала, а не для рабочих. Предложенное им решение заключалось в том, чтобы позволить работникам накапливать доли собственности с течением времени. Когда работники выходили на пенсию или покидали компанию, их можно было выкупить за наличные, а компания либо выходила на пенсию, либо перераспределяла акции. Такая схема одновременно дает работникам право собственности на капитал и позволяет уходящим учредителям финансировать свой выход из компании путем продажи собственных акций в траст ESOP.

Предложение о том, что рабочие должны владеть предприятиями, которые они помогают сделать прибыльными, показалось некоторым радикальным. В начале 1970-х годов репортер Майк Уоллес в популярной телепередаче "60 минут" спросил профессора Пола Самуэльсона, что он думает о Келсо:

Уоллес:

Хорошо. Я понимаю кельсоизм так: он призван дать возможность людям, которые родились без капитала, купить его, платить за него из дохода, который он приносит, владеть им и, следовательно, получать доход с этого капитала. Искренне желаете?

Самуэльсон:

О, да. И было бы здорово, если бы леденцы росли на деревьях для пикинга.... Это действительно напоминает Марию-Антуанетту. "Пусть владеют капиталом".

Это тот самый Самуэльсон, с которым мы познакомились в главе 1, - профессор, чей мнимый радикализм заставил бизнесменов жаловаться президенту Массачусетского технологического института, что ему не хватает энтузиазма в отношении капитализма. Фигура, которую называли "отцом современной экономики" и "самым выдающимся академическим экономистом XX века", здесь просто отвергает идею совместной собственности. Отвергнув эту схему как детскую фантазию, которая противоречит естественным законам так же уверенно, как рост леденцов на деревьях, он завершает свой выпад, вызывая призрак кровавой революции с помощью аллюзии на Марию-Антуанетту. Короче говоря, собственность сотрудников невозможна. Но если это возможно, то это очень плохая идея.

В последующие десятилетия тысячи владельцев американских предприятий создали эти "невозможные" планы, которыми воспользовались миллионы работников. Отрезвляет мысль о том, сколько еще людей могли бы воспользоваться ESOP или другими формами совместного владения за последние пятьдесят лет, если бы их не сдерживали клаустрофобные ограничения экономистов на возможное. Если кажется абсурдным, что трасты, определяемые целями, могут когда-либо заменить физических лиц в качестве владельцев бизнеса , стоит вспомнить, что очень влиятельные экономисты могут сильно ошибаться.

Когда в 2018 году Плимптон выступал с докладом на конференции Национального центра по вопросам собственности работников, в аудитории случайно оказался адвокат из Манхэттена Крис Майкл. Они поужинали, и Майкл объяснил, как вечный целевой траст может запретить продажу компании в будущем, обязать распределять прибыль и обеспечить некоторую ликвидность для Плимптона и Мандины после их выхода на пенсию. "Для нас это действительно было идеальным вариантом", - сказал мне Плимптон. "Мы искали такой вариант преемственности, который, по крайней мере, обеспечил бы возможность процветания на протяжении ста лет, сохранил бы местное владение и гарантировал, что прибыль всегда будет делиться с сотрудниками".

Траст, которому принадлежит Optimax, содержит три ключевых положения: никогда не продавать компанию, всегда делить с сотрудниками не менее 25 процентов прибыли и продолжать создавать рабочие места и внедрять технические инновации. Чтобы финансировать траст, Плимптон и Мандина передали 20 процентов своего капитала в компании в качестве дара. Еще 20 процентов они продали трасту в рамках сделки, по которой выплаты будут производиться в течение пяти лет, а оставшиеся 60 процентов акций будут проданы трасту и выплачены в течение десяти лет, чтобы избежать каких-либо финансовых трудностей для компании. По завершении выплат все акции будут погашены, так что траст будет владеть всеми голосующими акциями. Другими словами, траст будет владеть компанией, а фидуциарная обязанность попечителей будет заключаться в том, чтобы компания выполняла три цели, определенные в трастовом документе. Как сказал Плимптон, "не будет никаких акционеров или инвесторов, которые высасывают деньги из бизнеса". Если будущие менеджеры Optimax попытаются отменить систему распределения прибыли, выплачивать себе чрезмерные зарплаты или иным образом отступать от целей траста, попечители смогут их сместить.

ИСТОКИ МОЩНОГО МИФА О ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ

Заманчиво рассматривать решения Плимптона и Эмери не продавать свои компании за как можно большие деньги как признаки выдающихся моральных качеств. Хотя такая трактовка, безусловно, правдоподобна, она может быть и контрпродуктивной. Оба хотят нормализовать новую модель совместного владения, а модель не является нормальной, если ею занимаются только исключительные люди. Если только святые моралисты принимают совместную собственность, у других нет никаких обязательств, кроме пассивного восхищения их исключительной доброжелательностью. Удивление и восхищение, которые многие люди выражают Плимптону, Эмери и другим подобным основателям, узнав об их планах преемственности, поднимает более глубокие вопросы: Почему этичный и рациональный поступок с богатством считается удивительным отклонением от статус-кво? Иначе говоря, почему накопление как можно большего богатства считается разумным и даже достойным восхищения?

Более широкая историческая перспектива помогает выявить относительную новизну современных взглядов на богатство и прибыль. Узко экономический взгляд на людей как на неизменно максимизирующих прибыль - очевидный в поведении "агентов", которые доминируют во многих экономических учебниках, - является недавним изобретением, и стоит вкратце объяснить, как он стал столь широко распространенным. В середине восемнадцатого века философ Дэвид Юм писал, что "скупость, или желание наживы, - это универсальная страсть, которая действует во все времена, во всех местах и на всех людей". Это поразительно сильное утверждение от философа, который обычно отличается умеренностью; кажется, что он описывает какую-то естественную физическую силу. Примерно сто лет спустя Джон Стюарт Милль утверждал, что для превращения экономики в науку экономистам было бы полезно принять "произвольное определение человека как существа, которое неизбежно делает то, с помощью чего можно получить наибольшее количество предметов первой необходимости, удобств и роскоши при минимальном количестве труда и физического самоотречения, с которым их можно получить" Милль признавал, что его определение "произвольно", но он принял его как полезную эвристику для упрощения расчетов.

Хотя Милль осознавал, что создает вымышленное существо, многие последующие экономисты и интеллектуалы принимали Homo economicus за реальность или просто утверждали, что истина о человеческих мотивах не имеет значения. В одном из своих эссе Милтон Фридман утверждал, что теорию следует оценивать по точности ее предсказаний, а не по истинности ее предположений. Большинство игроков в бильярд не понимают уравнений, определяющих каждое столкновение и траекторию движения бильярдных шаров, но действовать так, как будто они понимают, вполне оправданно, поскольку это позволяет делать точные прогнозы. По аналогии Фридман утверждает, что как для бизнеса, так и для людей разумно принять то, что он называет гипотезой