а третьи уверяли, будто подземные жители почти не отличаются от квенделей, разве что чуть смуглее. В каком бы обличье они ни являлись, по преданию, эти существа жаждали света верхнего мира и желали завладеть детьми его обитателей. Поэтому они похищали малышей из колыбелей и из песочниц в садах, оставляя некий залог в знак обмена.

Мысли Пирмина вернулись к загадочным мандрагорам с корневищем в форме фигуры. Как гласили старинные предания, Безмолвный народец подбрасывал эти корни туда, откуда они забрали ребенка. Корень мандрагоры, с его корявыми ручками-ножками и шишковатой головой, служил жутким подменышем настоящего ребенка. Если родители-квендели, сходя с ума от отчаяния, находили в себе силы заботиться о корне и бережно хранить его как зеницу ока, то ничего страшного с их настоящим ребенком в другом мире не случалось. И потому, чтобы ребенок не страдал там от жажды, каждый день нужно было сбрызгивать корень водой, а если капнуть родительской крови, то малыш не останется без еды и обретет сильную защиту. Еще говорили, что, когда мандрагору вырывают из земли, раздается жуткий вопль, будто живое, дышащее существо кричит от сильной боли, а на крик может явиться призрачная черная собака. Этих двух причин хватало, чтобы все квендели, и стар и млад, оставляли желто-фиолетовые цветочки расти там, где порой их встречали – в лесах и на лугах. Все знали, что мандрагора очень ядовита и что ее спелые плоды весьма неприятно пахнут.

Пирмин ругал себя за глупые воспоминания о старых сказках и все же не мог не задуматься, почему, разыскивая в Черных камышах Блоди, они наткнулись на корень мандрагоры, а мальчик бесследно исчез? Действительно ли слова Фенделя о мандрагоре, обращенные именно к Блоди, а не к кому-то другому, были простым совпадением? Если по болоту бродили призрачные собаки или даже волки, о чем Пирмин до этой ночи слыхал лишь из болтовни у камина, то кем же (ради всех горьких грибов на свете!) был похититель Блоди, оставивший им этот знак? Пирмин сразу, ни секунды не сомневаясь, поверил, что корень положил на камень именно тот, кто увел его сына. Однако почему эта мысль пришла в голову, квендель сказать не мог.

Фенделя, похоже, одолевали схожие мысли, о чем говорило озабоченное выражение его лица.

– Эх, мухоморное болото! – вздохнул Фендель. – Боюсь, наша находка не сулит ничего хорошего.

Поскольку до сих пор он не проявлял особого беспокойства, от этих его слов по спине Пирмина пробежал холодок.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Кремплинг. – Что все это значит?

Фендель лишь пожал печально поникшими плечами.

– Что с Блоди сегодня не кто-то из наших.

– Не кто-то из наших? – повторил Пирмин странные слова. – Кому бы такое пришло в голову? Какой квендель пойдет в такую жуткую ночь бродить в тумане, да еще в таком месте? А тот голос? Он явно принадлежал созданию не из плоти и крови.

Изумившись собственным словам, он замолчал. Потом вдруг схватил Фенделя за плечи и яростно встряхнул.

– Говори! – вырвалось у него. – Просто назови их по имени! Это подземные жители похитили Блоди, как в старых сказках, верно? Да только это не сказки! Они и впрямь гуляют по Черным камышам, с ручным волком в придачу. Все сходится! Туман, голос, зверь на тропе и, наконец, корень в твоей руке. Вот оно что… Блоди потерян. Его забрал Безмолвный народец, и ты об этом знал с самого начала!

Стоило Пирмину высказать свои опасения, как силы его покинули. Он выпустил Фенделя и молча опустил голову. По неосторожности он опустил факел так низко, что тот с шипением погрузился в воду. Все произошло мгновенно – Фендель попытался было подхватить факел и раздуть пламя, но опоздал.

– Плохо, – сказал он таким тоном, как будто это была худшая из потерь.

Он вновь попытался разжечь факел, но дерево слишком сильно намокло. С сожалением покачав головой, Фен-дель бросил бесполезную палку в камыши, а потом осторожно положил корень мандрагоры в карман.

– Нужно его сберечь, – наставительно проговорил он. – Помнишь старую легенду? Никогда не знаешь, как все обернется. Позже я, быть может, напомню ее тебе еще раз, но не сейчас. Поверь мне, за живыми охотятся и другие, куда страшнее Безмолвного народца. Неужели ты о них не слышал? Многие кланы в Звездчатке никогда о них не забывали, и не зря, хотя сейчас эти легенды и редко услышишь.

Помолчав, Фендель продолжил, решившись высказать то, что уже давно его мучило:

– В те дни и ночи, когда границы истончаются, их можно пересечь, как сегодня или как вчера… Тогда они приходят к нам сквозь туман.

Неподвижно выслушав длинную речь Фенделя, Пирмин выпрямился. Его лицо заметно побледнело.

– Кто? – хрипло и встревоженно прошептал он. – Кто приходит сквозь туман? Подземный народ? Хульды?

Фендель медленно покачал головой.

– Другие. Я же говорю: есть и другие, – повторил он. – Порождения тьмы. В такие ночи он посылает своих слуг.

– Кто? – едва выговорил Пирмин.

Фендель посмотрел на него пустым взглядом, глядя будто бы сквозь спутника. И проговорил:

И охотник он великий,

Черных воронов владыка,

Крыс и сов, волков, джейранов,

И мокриц, и тараканов.

В камышах прошелестел порыв ветра, и болото точно пригнулось от прозвучавших слов. Тихий трепет растений сменился тяжелой тишиной, и Кремплинг робко огляделся.

– Это из той же песни, – догадался он. – Другой куплет, его мог бы пропеть тот ледяной голос, верно?

– Это его песня, – бесстрастно сказал Фендель. – Его охотничья песня.

– «И охотник он великий», – повторил Пирмин первую строчку.

Что-то еще всколыхнулось в его памяти, нечто безымянное, жуткое и ужасное. Но прежде чем он успел осознать, что пришло ему в голову, Фендель вновь заговорил.

– Это мертвецы, – тихо, не громче шелеста камышей, прошептал он. – Те, кто умер и все же вернулся. Они идут диким полчищем: гоблины и ночные кобылы, оборотни и ночные духи. Они стремятся туда, где границы мира размываются, где появляются трещины и то, что раньше было прочным, становится призрачным. Я чувствовал это и много раз видел, стоя на мосту. Тогда с болота тоже поднимался туман. Обычный вечерний туман, не такой, как сегодня, но все же скрывавший реку и лес. А иногда, когда пелена чуть расступалась, казалось, что там, за ним, совершенно иной пейзаж. Не Черные камыши с кромкой леса вдали, не Холмогорье. Другая страна. Его земля. Его королевство. Но я никогда не видел, чтобы оттуда кто-нибудь приходил.

– Дикая Охота! – Пирмин понял, о ком говорит его собеседник, и