— Двенадцать сорок пять, образец десять. Вместе с казенной частью весит пятьдесят восемь тонн, способно стрелять снарядами в восемьсот пятьдесят фунтов почти на одиннадцать миль с попаданием в пределах тридцати футов от цели. Если канониры будут знать свое дело. А они, уж конечно, его знают.

— И все для «Ансона»?

— Он заберет дюжину их. Подумайте, а каков будет эффект бортового залпа. А стрелять они могут семь раз в минуту. Так мы полагаем.

— Вы полагаете? У меня сложилось впечатление, что работающие здесь знают все точно. Мне казалось, что догадки не допускаются.

Это его как будто обескуражило.

— Ну, понимаете, речь идет не об орудиях. Они в порядке, мы знаем. Вопрос в наведении. Гидравлика. «Ансон» получит совсем новую систему. Беда в том…

— Вы не можете провести предварительную проверку?

Он кивнул.

— Это то, над чем я работаю. Думаю, все будет в порядке. Но если нет…

— Ну, а для чего остальные? Если дюжину заберет «Ансон», этих огромных тут останется пара дюжин.

Он пожал плечами:

— Кто знает? Нам ведь не говорят. Но на верфи повсюду одно и то же. Орудий, брони, брусьев хватит на постройку военного флота из одних только запасных частей с изготовлением дополнительных. Но больше нет заказов.

— Откуда это известно?

— Слухи. Сплетни. Как знать, кто их сеет. Люди опасаются увольнений, как только «Ансон» будет закончен.

— А заграничные заказы?

Он покачал головой.

— Может, они засекречены?

Он засмеялся.

— Вы не знаете верфей, сэр. От рабочих секретов не бывает. Вы думаете, есть хоть что-то касающееся рабочих мест, о чем мы не знаем?

Я задумчиво оглядел ряды металлических громадин, заполняющие гигантское леденящее помещение, и содрогнулся. Тут царило спокойствие, почти мир, и атмосфера эта не вязалась с предназначением орудий и тем, что они могли натворить.

— Не могли бы вы мне помочь, — сказал я. — Найти человека по имени Джеймс Стептоу. По-моему, он работает где-то тут.

Выражение лица Фредерикса моментально изменилось.

— Нет, — сказал он отрывисто. — Его тут больше нет.

— Вы не ошибаетесь? Я абсолютно уверен.

— Да, прежде работал. Его уволили.

— О? Почему?

— За воровство.

Он отвернулся, и мне пришлось схватить его за рукав.

— Я хочу поговорить с ним.

— А я нет. Кому надо якшаться с вором?

— Тем не менее я должен поговорить с ним… А! Вот и мистер Уильямс. Возможно, он скажет мне.

— Веллингтон-стрит, тридцать три. Его адрес, — сказал Фредерикс торопливо. — Пожалуйста…

— Ни гу-гу! — шепнул я в ответ.

Затем мистер Уильямс приблизился, и наш разговор оборвался, но в некоторых отношениях это была самая интересная часть моей поездки. Жалею, что у меня оказалось так мало времени для разговора с молодым человеком, таким серьезным и наблюдательным.

— Удивляюсь, что вы допустили меня сюда, — сказал я, пока мы шли назад к коляске. — То есть я начитался из газет про шпионов, старающихся выкрадывать секреты пушек и тому подобного.

Мистер Уильямс засмеялся.

— Да крадите, пожалуйста, если вам хочется. В том, что вы видели, ничего такого уж секретного нет. Внешний вид орудия ничего вам не скажет. Важно, как варится металл, как работает гидравлика, как обеспечивается точность прицела. Вот это подлинные секреты. И тут мы крайне осторожны. Кроме варки металла.

— Почему?

Он подмигнул и заговорщицки наклонился ко мне:

— Потому что немцы уже знают.

— Каким образом? — оживился я, надеясь услышать шпионскую историю.

— А процесс-то разработали они. Мы украли его у них. — Он откинул голову и испустил смешок. — Они же тут лучшие в мире, немцы то есть. Очень продвинулись.

— Так у вас есть шпионы в Германии?

— Боже мой, нет. У лорда Рейвенсклиффа была доля в акционерном капитале. Это куда лучше. У него был пакет акций «Круппа», немецкой стальной компании. Не на его имя, разумеется. Через посредство банка в Гамбурге. Им удавалось получать все, чего бы ни требовалось. То же со «Шнейдером» во Франции.

Я был изумлен. Мне и в голову не приходило, что это устраивается подобным образом.

— А немцы не узнают здешние секретные процессы тем же методом, только наизнанку?

Мистер Уильямс был шокирован.

— Разумеется, нет. Его милость был англичанином и патриотом.

Справедливо, подумал я. С другой стороны, как быть с историей о субмаринах, которую рассказал мне Сейд? О субмаринах, строившихся для русских? Еще одно свидетельство патриотизма?

— Так скажите мне, мистер Брэддок, — начал управляющий, когда мы направились назад к воротам верфи, — что в «Бесуике» вы сочли наиболее внушительным? «Ансон», я полагаю?

Я взвесил.

— Бесспорно, зрелище потрясающее, — сказал я. — Просто не верится. Только ради этого уже стоило приехать сюда. Но, как ни странно, самым впечатляющим оно мне не кажется. Самым замечательным я считаю само существование верфи, создающей такие суда. То, что кто-то способен организовать этот муравейник, вот самое удивительное.

Я сказал именно то, что следовало. Уильямс прямо-таки просиял от моих слов.

— В этом заключалась гениальность лорда Рейвенсклиффа, и сказать, что его отсутствие пройдет незамеченным, — величайший комплимент его талантам. Не поймите меня неверно, — продолжал он с улыбкой, когда я поднял бровь. — Именно этого он и хотел. Создать организацию настолько совершенную, что она могла бы действовать сама по себе или, точнее, под надзором только управляющих, знающих каждый свою область дела. Я верю, что он преуспел.

— Как так?

— Задача любой компании в конечном счете сводится к тому, чтобы получать наибольшую прибыль. До тех пор пока это главная цель управляющих, руководить нужды нет. Они коллективно возьмут на себя право принимать решения.

— И вы вскоре узнаете, так ли это.

Мы подъехали к воротам. Кеб, один из нескольких, терпеливо ждал, чтобы отвезти меня назад в центр Ньюкасла. Уильямс вежливо придерживал дверцу, пока я садился.

— Да. Узнать это будет очень интересно. Счастливого возвращения в Лондон. Надеюсь, вы приятно провели время.

В восемь часов, наскоро перекусив, я снова ушел — на этот раз пешком от верфи к рядам жилых домов к западу от центра города. Мистер Джеймс Стептоу жил где-то в этом лабиринте. Монотонное путешествие по красно-кирпичным улицам: каждый дом — точная копия соседнего; все, подозревал я, построены верфью и для верфи. У каждого дверь и два окна, выходящие на улицу. Все двери зеленые, все окна коричневые. Полное отсутствие деревьев, редкие заплатки зелени и на удивление мало пабов; полагаю, не без вмешательства верфи, наложившей запрет на подобные злачные места, чтобы держать свою рабочую силу в трезвости и полной готовности. Или она пеклась об их здоровье, взяв на себя ответственность за него. Решайте сами.