Доннерветтер, что же мне теперь ответить герру министру? Каким же идиотом я буду выглядеть в его глазах?! Тяжело вздохнув, я налил в бокал токайского – вина, сотворённого Господом для того, чтобы смаковать его мелкими глоточками – и залпом его выпил.

19 июля 1801 года.

Александрия, Египет. Крепость Кайт-бея.

Генерал Жан Франсуа (Абдаллах) де Мену, главнокомандующий Восточной армии Франции

Я стоял на верхнем этаже донжона цитадели, охранявшей гавань Александрии. Муэдзины уже успели призвать правоверных к первому намазу. Меня они не касались. Глупцы думали, что я стал мусульманином, уверовав в Аллаха. На самом деле я взял еще одно имя – арабское – и распустил слух, что якобы сделал обрезание. Нужно же мне было все это для того, чтобы родители моей невесты Зубейды, богатые купца из Александрии, не возражали против нашего брака. Ну и, конечно, чтобы местный люд с уважением относился ко мне. Ведь я все же был одним из сподвижников «султана аль-Кабира» – так арабы прозвали генерала Бонапарта. Потом, когда тот бежал во Францию, я стал заместителем генерала Жана-Батиста Клебера, командующего нашей армии, которого мы прозвали Нестором. Но в июне прошлого года он был убит фанатиком-арабом, и мне пришлось занять его место. Лучше бы убили меня! Мне достались измученные непрерывными боями солдаты, которые потеряли веру в то, что когда-нибудь они вернутся домой, и которым оставалось лишь одно – подороже продать свою жизнь.

Мы были полностью блокированы, как с суши, так и с моря. Безуспешные попытки прорвать эту блокаду, как правило, были безуспешными. Лишь изредка рыбацкие лодки арабов доставляли нам депеши из Франции, из которых нам стало известно о том, что генерал Бонапарт стал Первым консулом – фактически правителем Республики. Мы узнали о его блестящих победах в Италии над австрийцами и о том, что русские перестали быть нашими врагами.

А недавно до нас дошло известие о разгроме у русского порта на Балтике с труднопроизносимым названием британской эскадры однорукого адмирала Нельсона. Узнав об этом, наши моряки, которых было немало в Александрии, радовались, как дети – это была расплата за Абукир. И пусть за разгром французского флота проклятым англичанам отомстили русские, но это все равно была месть, которая, как известно, изысканное блюдо.

Только смерть Нельсона вызвала ярость у экипажей британских кораблей, охранявших вход в гавань Александрии. Точнее, две гавани. Здешний порт состоял из двух гаваней, разделенных мысом. При мамлюках Западный порт служил стоянкой для мусульманских кораблей, а Восточный порт, более мелкий, принимал корабли христианских купцов.

Сейчас в Западном порту стояли под надежной охраной наших береговых батарей корабли под трехцветным флагом. Это были 64-пушечный «Коссе», захваченный в свое время у венецианцев, 50-пушечный фрегат «Египтянка» и два 40-пушечных – «Реженере» и «Жюстис». Там же находились трофейные фрегаты «Леобен» и «Мантуя», ранее принадлежавшие Венеции, а также два турецких корвета. Это не считая купеческих кораблей, которые застряли в гавани и боялись высунуть нос из нее, чтобы не стать жертвой врага.

А вот сегодня, похоже, количество кораблей в гавани Александрии увеличится. Я протянул руку, и сопровождавший меня адъютант протянул мне подзорную трубу. Зрение у меня было неплохое, и я с высоты донжона (наши ученые поговаривали, что он построен на том самом месте, где находился знаменитый Фаросский маяк, который древние считали одним из чудес света) увидел парус небольшой лодки, которая двигалась в сторону турецких кораблей, прикрывавших вход в гавань с востока.

Турки, похоже, приняли этот кораблик за обычную рыбачью лодку и не обратили на нее никакого внимания. К тому же они совершали намаз, и какие-то там рыбаки их не интересовали. Воспользовавшись этим, лодка спокойно миновала блокадную линию турок и двинулась ко входу в гавань. На ее мачте неожиданно затрепетал трехцветный французский флаг.

Я опустил подзорную трубу и приказал своему адъютанту:

– Прикажите береговым батареям и кораблям не стрелять по этому храбрецу. Похоже, что мы скоро узнаем новости из Франции.

Через час я в цитадели встречал тех, кто так дерзко прорвал вражескую блокаду и принес нам весточку с далекой родины.

Одного из трех человек, одетых в просторную восточную одежду, я знал. Это был бригадный генерал Жозеф Лагранж, вместе с которым мне довелось поучаствовать в сражениях в Италии, а в Египте он отличился при осаде Акры, а затем и в битве при Гелиополисе. Год назад он отбыл во Францию и, похоже, благополучно до нее добрался. И вот теперь Лагранж снова в Египте. Мне стало любопытно, почему Первый консул послал в Александрию столь высокопоставленного гонца.

Лицо второго мне тоже показалось знакомым. Я его видел когда-то, но где именно и при каких обстоятельствах – не помню. На вид ему было за сорок и, судя по его загорелому и обветренному лицу, он был моряком. Третий же – черноволосый и черноглазый мужчина лет тридцати – был скорее всего греком.

Генерал Лагранж поздоровался со мной, а потом, так и не представив мне своих спутников, предложил уединиться, так как разговор предстоял, по его словам, важный и секретный.

Дождавшись, когда последний офицер моего штаба покинет кабинет, я поставил снаружи у его дверей часового и предложил гостям перекусить с дороги. Но Лагранж сказал, что дело не терпит отлагательств, и потому лучше будет, если он сразу же приступит к нему.

Что ж, действительно, судя по всему, эти люди подвергали себя смертельной опасности и прорывались сквозь вражескую блокаду совсем не для того, чтобы отведать египетского вина и закусить пшеничной лепешкой. Я кивнул Лагранжу и стал ждать, что он мне скажет.

Но тот для начала предложил мне ознакомиться с письмом, которое прислал мне Первый консул генерал Бонапарт. То, что в нем было написано, являлось боевым приказом. Мне предписывалось в кратчайший срок – в течение не более трех дней – подготовить к прорыву из гавани Александрии всех боеспособных кораблей французского флота. К письму было приложено распоряжение, подписанное Бонапартом и морским министром Республики Пьером-Александром Форфе.

В этом распоряжении говорилось, что я, командующий французскими войсками в Египте, обязан выполнять все распоряжения дивизионного генерала (ого, надо не забыть поздравить Лагранжа с повышением!) Жозефа Лагранжа и… Тут от изумления у меня чуть было не выпало из рук эта грозная бумага. Оказывается вторым человеком, который мог отдавать мне распоряжения, был русский капитан 1-го ранга Александр Сорокин.

Теперь я вспомнил, почему его лицо показалось мне знакомым. Ведь всего пару лет назад он командовал русским отрядом, присланным адмиралом Ушаковым к Александрии для блокады порта. А сегодня он сам вместе со своим бывшим врагом прорвал эту самую блокаду.

Заметив мое изумление, генерал Лагранж улыбнулся:

– Друг мой, – сказал он, – вы, наверное, не знаете, что с недавних пор Россия и Франция стали союзниками. Русские разгромили британскую эскадру адмирала Нельсона, а пленных лаймиз, как баранов, прогнали по главной улице своей столицы. Теперь же настало время намять бока англичанам и здесь, в Средиземном море. Нам предложили объединить русские и французские эскадры и сообща изгнать британцев с Мальты и из Неаполя. Да и в Гибралтаре они явно засиделись. Во всяком случае, если мы пожелаем захватить Скалу[64], то мы сможем рассчитывать на помощь испанцев. Капитан Сорокин, который вместе со мной решил возглавить прорыв французских кораблей из Александрии, оказался здесь не случайно. Он хорошо знает здешние воды, знаком с британскими и турецкими морскими офицерами. В случае удачного прорыва наши корабли направятся прямиком на Корфу. Там они смогут пройти ремонт, получить из Франции нужное им имущество и заменить тех моряков из своих экипажей, кто не готов продолжить войну с проклятыми британцами.