выставляя себя напоказ. Тот крепко потер широкий подбородок.

— Костлявая… — еще покривился он, а затем оправил ус да крякнул с плотоядной усмешкой: — Ну, сыграем, — и толкнул по столу несколько монет взаймы.

— Во-хо-хо! — разом воскликнули остальные игроки и рассмеялись: — Ну точно же шептуха, где видано, чтоб Гомза́ кому-то занимал?! Ау, бондарь! Под такое дело неси нам еще травяного.

Бирюльки сгребли в мешок и вынули игральные кости. У Рэя уже заболели глаза, до того пристально он высматривал этот стол. Сольвейг же демонстрировала спокойствие, словно риск проигрыша ее и не заботил. Впрочем, общение с местными ей давалось на удивление легко.

Играть сели вчетвером. Скотовод Гомза большими глотками допил тёмное пиво, перевернул деревянную кружку, треснув ободком об угол и вытряхнув капельки пенного напитка. Он сгреб пригоршню костей в стакан, поколдовал над головой умелыми, энергичными движениями и с силой опрокинул на столешницу. Затертые, пожелтевшие кости со сбитыми уголками показали: 1, 2, 6, 6, 6, 6. Это четыре в ряд. Успешный бросок одобрили другие игроки.

По очереди каждый закидывал шесть костей в стакан и совершал бросок. Один раз разрешалось перекинуть любое количество кубиков. Из получившейся руки следовало собирать комбинации разной ценности; величина значений особой роли не играла. Более детальных правил Рэй разобрать не успел.

Прочие игроки не дотянули до результата усатого, и пришел черед Сольвейг. Та взяла кривоватые кости одной рукой, предварительно ощупав и взвесив каждую, затем крутанула их в стакане. Взгляды игроков и еще пары зевак сошлись на столе. Получилось пять двоек в ряд.

Мужики рассмеялись, кто-то похлопал насупившегося Гомзу по плечу. Тот покачал усами и толкнул скромный банк в виде четырех тусклых монеток в сторону победительницы.

Рэй выдохнул: «Невероятно. Теперь просто уходи!» — сказал он про себя, однако усатый сгреб со стола кости и совершил следующий бросок. Никто и не думал заканчивать, а игра наконец-то пошла с интересом.

* * *

Состязание тянулось уже более часа. Хозяин корчмы щедро подносил игрокам пиво, зная, что это лучшее время для продаж. Рыжая играла с переменным успехом, однако под ее рукой всё же скопилась ладошка монет. За столом уже сменились двое игроков, однако Гомза — крепкий усатый муж в синей рубахе-покоснице — не уступил своего места после очередного проигрыша. Всё пристальнее он гляделся наглую девку, каждая победа которой и раздражала, и заводила его.

1, 2, 2, 3, 3, 6 — выбросила Сольвейг — то есть две пары.

1, 2, 2, 5, 5, 3 — у Гомзы тоже две пары.

За столом вновь прошло возбуждение и улюлюканье. Сольвейг потянулась за горстью монет, однако Гомза крепко обхватил ее руку.

— По величине пары, — хрипло проговорил он.

Остальные селяне переглянулись, кто-то неловко почесал бороду, кто-то потупил взгляд.

— Нет такого правила! — дерзко возразила девица. — Пара уже сыграла, значит считать нужно по величине оставшегося битка, — пояснила она, указывая, что шестая ее кость была выше.

Безразмерный кулачище сжимал тонкую руку, от чего девушка даже привстала, а ссора привлекла внимание и других мирян.

— По величине пары, — упрямо выцедил Гомза.

— А давеча-т всё по битку играли, — прозвучал кто-то в толпе, но замолк в ту же секунду, как столкнулся со свирепыми глазами усатого.

Рэй поднялся с лавки, но Сольвейг вдруг согласилась:

— По величине пары, — и толкнула весь выигрыш скотоводу.

На том конфликт можно было и забыть, но лисица на следующем же круге выкинула две высокие пары с малым битком против обратной комбинации.

Сверкнув белыми зубками, она с невинным лицом уточнила, точно ли они играют по правилу о величине пары, а не битка. И если б Рэй не был уверен в обратном, решил бы, что та нарочно провоцирует главного оппонента. Гомза сидел насупившись, сжимал огромные кулаки и шевелил напряженными усами.

— Славно Гомзу обкручивает! — то и дело посмеивался кто-то из зрителей, и такие насмешки, среди прочего, маленькими каплями наполняли и без того невеликую чашу терпения усатого.

Кости без устали показывали различные сочетания точек, заставляя одних игроков разражаться емкой бранью, а других — тоже бранью, но разухабисто-веселой! Рыжеволосая смеялась над мужицкими шутками, что-то отвечала и время от времени строила глазки, собрав подле себя группу болельщиков, которые с лихим возгласом поднимали кружки на всякий раз, как та уделывала не любимого многими здоровяка. Запах кухни, пива и чеснока витал по зале так густо, что залетавшие комары валились замертво.

* * *

По улице уже бродила вечерняя мгла, звезды на небе загорались одна за другой. Молодой, аккуратно собранный господин, наслаждаясь чудесной летней ночью, неторопливо шел по дороге в «Яблочную». Сам он проживал у другого корчмаря, который содержал куда более чинный постоялый двор, но «Яблочная» была до известной степени примечательна в здешних краях своим травяным пивом с нотками эстрагона и солодки. И вот этот господин решил, что сегодня он в настроении именно для такого напитка. Он как раз закончил чтение книги об истории князей Храбродарских, и идея прогуляться на ночь глядя пришлась по душе. Вдобавок холопы насудачили, что в «Яблочной» местный увалень Гомза уж третий час играет с какой-то молодухой, которая метает кости с ним на равных. Кости не интересовали молодого господина, дуболом Гомза — тем паче, а вот на ловкую сударыню очень даже стоило поглядеть. Однако уже издали стало понятно: низенькая хата корчмы сегодня полна народом, а столпотворений господин страсть как не любил.

Он вошел в душную, смердящую чесноком и едким потом хату. Покривил носом, оглядывая голытьбу, поискал глазами корчмаря — не нашел. Поглядел на тарелки с тюрей на столах — скривился еще больше и уж решил: «А и черт с этим пивом». Но тут из толпы колокольчиком прозвучал смех. Приятный голосок что-то весело сказал, и холопы взорвались рокочущим хохотом!

Издали виднелись здоровенные плечи в голубой рубахе — местный облом Гомза. Молодой сударь пригляделся еще да тут замер — увидел ее. Сударыня с роскошной карамельно-рыжей шевелюрой сидела, вальяжно закинув ногу на ногу. Босая, что примечательно. Да и одета была как нищенка, но что-то в ее образе выдавало куда более интересное происхождение. «Монашка? — сначала подумал господин, уже и позабыв о давящем запахе чеснока. — Хм, точно не монашка», — с хитрой улыбкой на губах заключил он, заметив довольно широкий воротник, чрез который виднелась ключица и длинная, тонкая шея. Облик сударыни сам собой не бросался в глаза, но слоило задержать взгляд, как отвести его становилось, ох, как непросто.

* * *

Кулак с треском рухнул на