Еврейское поселение в Азаке, возможно, существовало уже во второй половине XIII в.[708] Близ Азака находился еврейский посад или предместье, который в венецианских документах назывался Джудеккой (такое именование отмечено не позднее 1339 г.[709]). В переводе на латинский язык ярлыка хана Джанибека, данного венецианцам в 1342 г., Джудекка появляется в испорченном варианте — Cudencha. Джудекка прилегала к территории, пожалованной ханом венецианцам, но была отделена от нее рвом[710]. Некоторые евреи, как Azarias Mussa iudeus quondam Iosua, habitator Tane, были работорговцами[711], другие — купцами и ростовщиками, как Leo Callazi condam Elye zudeus mercator in Tana, плававший в Константинополь и ведущий свои счета на еврейском языке (zedulla banbazina scripta manu dicti Leonis in iudaico)[712]. Но подчас мы встречаемся и с евреями-рабами[713]. Однако никаких данных о браках между евреями Таны и лицами иных национальностей и вероисповеданий нами не обнаружено.

Армянское население также проживало в Тане[714]. Нотарий Бенедетто Бьянко даже упоминает армянскую судебную курию там в 1359 г.[715] Astlan condam Sirim de Arzeron armenus habitator in Tana в 1360 г.[716] и армянин Ivanes (очевидно, Ованес), habitator Таnе в 1414 г. были работорговцами[717].

Среди самого большого собрания нотариальных актов, составленных в Тане Бенедетто Бьянко (1359–1364), первым венецианским канцлером после кризиса середины XIV в., когда все итальянцы должны были надолго покинуть Тану (1343–1358)[718], нет упоминаний о смешанных браках между «латинянами» и местными жительницами. И это неудивительно. Слишком мало времени прошло с момента восстановления деятельности фактории в 1358 г. Тем не менее, есть интересный случай квази-брака по контрактному соглашению. Венецианец Джованни ди Бенедетто заключил нотариальный договор с гречанкой Феодорой, которая была замужем за генуэзцем или греком, имевшим генуэзское гражданство по имени Ieorgius. Джованни обещал женщине жить с ней и относиться к ней как муж к жене («eam tractare…ut maritus uxorem»). Он был должен уплатить бывшим хозяевам женщины 4 сомма, а ей самой — 6 соммов в случае его брака с другой женщиной или при его желании расстаться с Феодорой[719]. Разумеется, Феодора, именуемая в акте жительницей (habitatnx) Таны, была служанкой, но не рабыней. Ее соотечественники-греки появляются в качестве свидетелей договора.

Подчас «латиняне» прибывали в Тану вместе с женами. Однако, это редкий случай в «доссье» Бенедетто Бьянко. К примеру, Джирардо Барбафелла, венецианец и житель (habitator) Таны, получил 16 соммов от своей жены, венецианки Катерины Боны, находившейся также в Тане[720]. Имеются даже редкие завещания, составленные венецианцами, проживавшими в Тане с мужьями и детьми[721]. Но и конкубинат с рабынями был весьма распространен. В некоторых случаях, когда женщина рожала ребенка от господина, она получала свободу[722].

По прошествии века ситуация изменилась и стала более сложной. В середине XV в. есть уже много упоминаний смешанных браков[723]. Мария Грасса, принадлежавшая к римско-католической церкви, была замужем за русским по имени Феодор (Feodor). В своем завещании она оставляет небольшую сумму денег, 26 безантов, своему духовнику, монаху-генуэзцу Терамо или Эразмо Саломоно. Ее деньги были у некоей Фетинкии, жены другого русского Федора (Fetinchia uxor alterius Fedoris). Еще один пример русской или русско-«латинской» семьи в Тане. Семья Марии и Феодора не была бедной. Мария оставила рабыню Олиту своему единственному сыну Андрею. Ее душеприказчица также происходила из той же смешанной православно-католической среды. Ее звали Магдалина, а замужем она была за греком, судебным приставом Янисом (lanis plazarius). Среди тех, кому Мария завещала имущество, была Перина, дочь Марины и покойного Гульельмо, также наполовину славянка. Ей предстояло получить шелковую рубаху[724].

Русский по имени Куна (Сипа), имевший брата Минку (Міnса), женится на Катарине Ландо, дочери покойного Iohannis Murarii, служившего баллистарием в Тане и получавшего (а точнее, не получившего) оклад за службу в венецианском замке Таны. Долг в 800 безантов был признан венецианским советом в Тане и местной судебной палатой еще в 1439 г., но до 1452 г. оставался невыплаченным. Безо всякого результата Катарина пыталась получить деньги, назначая своим доверенным лицом сначала бывшего канцлера в Тане нотария Николо де Варсиса, хорошо знавшего обстоятельства дела[725], затем — главу артели плотников Джованни Нигро[726]. Куна упоминает этот невыплаченный долг в качестве обещанного приданого в 1450 г.[727] После составления завещания, Куна не умер и спустя 2 года выдал поручение своему доверенному лицу Филиппо Diclai получить сумму приданого своей жены, названной им совсем по-русски Тиной[728].

Лука Чиврано, носитель вполне венецианского, и даже патрицианского имени, называет себя, тем не менее русским (ruthenus sive russicus, habitator eiusdem loci Tane). Это может указывать на связь его или его предков с бывшим венецианским хозяином по имени Чиврано[729]. Наш Лука Чиврано достаточно состоятелен, хорошо интегрирован в «латинскую» среду и, возможно, католик. Все его душеприказчики — итальянцы. Его жена, Магдалина, также, вероятно, «латинянка». Лука оставляет на службу заупокойных месс (pro missis sancte Marie et sancti Gregorii dicendis per dictum capellanum) 3 дуката. Его мастерская (fabrica), где он также проживал, была расположена на территории католической скуолы свв. Марии и Антония, которой он завещал 50 безантов[730]. Но такую же сумму он определил строящейся греческой церкви св. Николая, на ее возведение, ремонт и приобретение всего необходимого (pro reparatione, aptatione aut edificatione). Такого рода дарения как католической, так и православной церкви могут показаться странными. Но в действительности это, возможно, не было таковым в ситуации тесного сотрудничества христиан разных конфессий перед лицом постоянной татарской угрозы, а также в период, после Флорентийской унии и до падения Константинополя (1439–1453 гг.). Возможно, в контролируемых генуэзцами и венецианцами областях Северного Причерноморья уния имела большие успехи, чем на собственно византийской территории. Имущество Луки, оставленное его слугам и благотворительным учреждениям, оценивалось в 200 безантов и 7 дукатов (52,45 дуката е целом). Он также владел мастерской на территории скуолы, которой и завещал ее, с тремя рабами: черкесом Иоанном и двумя русскими — Ориной и ее сыном Костой. Все они были домашними слугами. Иоанн и Коста сразу же получили свободу по завещанию, а Орина должна была быть освобождена через 8 лет, в течение которых она должна была служить вдове покойного. Но и Коста после