— Ну, во-первых, надо всех организовать! — решительно пропыхтел я, высунув нос из тёплого воротника. — В палатках пускай спят беженцы, сколько получится набить! Накормим их от пуза, напоим, а завтра — потащим в Алтарное.

— Ты хоть представляешь, сколько их умрёт в дороге? — угрюмо спросил Дунай.

— А ты что предлагаешь? — поинтересовался я. — Оставить их умирать здесь?

— Нет, нам поспешные решения не нужны! — вмешался Пустырник. — Нам нужно вытащить как можно больше человек. Но и обогреть людей надо! А дров у нас, в лучшем случае, на одну ночь…

— И в этом «лучшем случае» мы разбираем форт? Верно? — ехидно уточнила Кострома.

— Да, разбираем! — сдвинув брови, кивнул Пустырник. — Новый построить мы весной сумеем. А сейчас дерева тут и днём не отыскать.

Вот тут он был совершенно прав! Те редкие рощицы, которые попадались вдоль берега реки на восток, сейчас невозможно было найти из-за снега. Оставалось жечь то, что было у нас и у местных. А у местных топливо уже давно подходило к концу.

— Не надо форт разбирать! — включился в разговор Сочинец. — Форт можно превратить в хорошее укрытие от холода и снега! И народу туда поместится много!

— Да? Даже интересно, как ты себе это представляешь! — не поверила Кострома.

— Натянуть шатры палаток над частоколом, — пояснил Сочинец. — При этом тенты можно использовать как отдельные укрытия.

— И сколько мы туда людей уместим? — засомневался я. — Сотню-две? А их тут, судя по контракту, уже почти девять тысяч.

— Сдаётся мне, уважаемый глава всего предприятия, у тебя есть другие рецепты спасения, так? — внимательно глянув на меня, спросила Кострома. — Но они тебе очень не нравятся.

— Есть, — признался я. — Один. Он же, собственно, очевидный. Только опасный для нас.

— Капсулы? — разом посмурнев, догадался Пустырник. — Если сюда перенести наши капсулы и раздуть их до максимума, внутри уместятся все беженцы. Но…

— Но мы все видели эту капсулу… — угрюмо кивнула Кострома.

Да, нам её показали. Впрочем, капсулой это жилище уже не было. Это была мёртвая техника, занесённая снегом. Один из колонистов попытался укрыться в ней от «богомолов», которых беженцы называли «снежной саранчой». И сам этот парень выжил… Но два богомола вскрыли своими клешнями стенки его капсулы, как консервный нож банку.

— Когда внутри погас свет, я знал, что капсула жива… Когда перестала открываться дверь — тоже знал… А вот когда внутри будто лопнуло что-то… Вот тогда я понял, что капсулы больше нет! — поведал нам убитый горем колонист. — Я даже не могу… Не могу описать этого… Просто вы узнаете, когда капсула погибла…

Страшное зрелище вскрытой и мёртвой капсулы подействовало на всех. А мне окончательно испортило настроение. Потому что я понимал: теперь уговорить остальных будет нереально.

— Нельзя так рисковать! — как и следовало ожидать, первым меня «послал» Пустырник.

— Можно! — а вот я сдаваться не хотел. — Можно, и даже нужно! У большинства из нас хватает баллов, чтобы укрепить, защитить и раздуть свою капсулу.

— Не у всех столько баллов! — мрачно засопел Витя. — У нас, здесь сидящих, может, и хватит… А вот у остальных…

— У кого не хватает, тем и не надо капсулы вызывать! — ответил я. — Но перед тем, как сбросить со счетов этот вариант, я бы предложил всех опросить. Мы должны понимать, на что можем рассчитывать.

Я посмотрел на сидящих у костра командиров… И в душе такая злость взыграла на то, что они сидят и мнутся, что я, не выдержав, рявкнул:

— Ну и чего сидим-то⁈ У нас тут день будет длиться вечно, пока мы дела не закончим⁈ Встаём и пошли! Нужно, чтоб у человека было хотя бы три-четыре тысячи баллов. У кого есть — вызывает капсулу. Им ведь сюда ещё лететь!

— Это приказ? — глянув из-под бровей, уточнил Пустырник.

Видимо, вспомнил, что номинально Кукушкин назначил меня главным.

— Это приказ, — кивнул я, плюнув на сомнения. — И размещайте капсулы тех, у кого больше баллов, по краям лагеря. Это тоже приказ.

— Жестоко… — заметила Кострома.

— Это рационально! — отрезал я. — Иначе зря мы сюда с вами шли.

Командиры начали потихоньку расходиться, молча поднимаясь со своих мест. И только отец Фёдор задержался. Он ещё немного постоял, перекатываясь с пятки на носок, а затем спросил:

— А можешь ли ты, сын мой, гарантировать, что большая часть капсул переживёт эту ночь?

— Ваша группа присоединилась к нам недавно, — ответил я. — Вы этого делать не обязаны.

— Нет, ты не прав! — внезапно возразил священник. — Мы присоединились, значит, обязаны. И дело ты придумал хорошее… Но что, если сюда придёт очень много этих существ. Что тогда?

— Тогда я знаю, как их отвлечь! — ответил я, посмотрев в глаза священнику. — Знаю и отвлеку.

— Что ж, тогда я твой приказ полностью одобряю… Я бы всё равно подчинился, но теперь рассчитывай на мою полную поддержку! — священник ушёл, что-то напевая под нос и хрустя снегом, а я остался сидеть.

И было мне немного тошно… Наверно, из-за того, что я заставляю людей идти на самый страшный для колониста риск. Но я не просто заставлял их рисковать. Я собирался рисковать и сам. Надеюсь, это меня и впрямь как-то оправдывает…

Дневник Листова И. А.

Триста шестидесятый день. Самая страшная ночь.

Сложнее всего оказалось расчистить снежные завалы, чтобы для капсул хватило места. Когда люди ютятся в небольших шалашах, всем уместиться — не проблема. Но стоит только перенести капсулы… Вот тут и начинаются проблемы. Каждая капсула, которую удавалось укрепить, расширить и поставить, занимала целую кучу места!

И даже первая сотня наших капсул едва уместилась в те пятачки, которые сейчас занимали беженцы. Между ними просто не было места, чтобы впихнуть ещё. Пришлось пустить людей и багов на расчистку дополнительных площадей. Трудились все, не покладая рук и лап. А капсулы всё прибывали и прибывали.

Мы строили лагерь вокруг форта. Но одну площадку я заставил расчистить чуть в стороне от основного скопления капсул… И вид при этом имел настолько мрачный, что Кострома снова догадалась о моих планах.

— Решил ставить сюда свою, с ревуном?