на солнышко. На улице оказалось, что она действительно серая в яблоко и удивительно красивая — гривка и хвост чуть темнее, ножки тоже, на голове ни единой отметины, а глаза большие и обведены темно-синим, как у восточной танцовщицы. Вручив недоуздок мне, Сергей зашел на конюшню, вытянул шланг и открыл воду.

Пока он мыл Полянку, она перебирала ногами, пофыркивала и вздрагивала. Мокрая шкурка ее казалась темнее, а яблоки проступили отчетливее, словно нарисованные. Играя, кобылка тянулась у меня из рук к струе воды и ловила ее губами.

— Вот, — приговаривал Сергей, растирая ее щеткой и скребницей, — ты у меня будешь чистая…

— А откуда она у тебя? — решилась спросить я.

— Купил, — просто сказал он.

— А зачем? — Мне казалось странным, что человеку, работающему на конезаводе и имеющему доступ к любой лошади, может их не хватать.

Сергей почувствовал мое недоумение, но не подал и вида, что его это задело.

— Ну как ты не понимаешь! Это же моя лошадь!

Он замолчал, и я тоже затихла, пристыженная. В наше время, когда главным средством передвижения стала машина и для лошади место осталось только на селе, трудно представить, что найдется человек, который мечтает завести именно лошадь — может, не столько для того, чтобы куда-то ездить, сколько просто потому, что лошадь — это нечто особенное, уникальное и, вполне возможно, самое ценное приобретение человечества, то, что, по сути дела, создало нашу цивилизацию. Рано или поздно, но человечество оценит лошадь по ее истинному достоинству, и когда настанет час и жители Земли ступят на другие планеты, то в числе тех живых существ, которым должна быть оказана честь последовать за людьми на звезды, непременно будут лошади и собаки — те, без кого нам не выжить.

Сергей уже давно выключил воду и оттащил шланг назад. Он уже растирал спину и бока Полянки суконкой, а кобылка игриво перебирала ножками и пробовала вырваться. Ей хотелось побегать.

Вытирая копытца лошадки, Сергей поднял на меня глаза, и я заметила, что он улыбается. У меня отлегло от сердца — больше всего на свете я боялась сказать или сделать что-то, что уронило бы меня в глазах этого человека.

— Когда ты уезжаешь? — вдруг спросил он.

— Через неделю.

— А чего так рано?

— Пора, — вздохнула я.

— Замуж выходишь?

— Да, — соврала я.

Сергей был женат, и это было одной из причин, почему я настаивала на такой версии. Не скажешь же, что уже все материалы для дипломной давно собраны, а у меня есть на примете другое место работы, поближе к дому, где можно с пользой провести остаток лета! Еще подумают, что меня напугали трудности, которых, правду сказать, было немало и некоторых я действительно боялась. Но про мое «замужество» знал даже начкон — причина была уважительная, ее не могли не принять во внимание.

— Понятно. — Похоже, Сергей не верил мне «на все сто», невесты так не косятся на парней. Но признаться, что он мне нравится, я не могла — уж лучше спокойно разъехаться.

— А шведы скоро приезжают? — спросила я, чтобы переменить тему.

О приезде шведской делегации коннозаводчиков говорили несколько дней. Начкон и наездники уже готовились, а мы, конюхи, жили в основном слухами.

— Скоро. Ты их застанешь.

Шведы приехали через три дня. Накануне у нас был жаркий денек: кроме обычной уборки и прогулки мы драили всю конюшню — выметали мусор из таких щелей, где он в принципе не мог скопиться, отмывали денники, прибирались в подсобках, мыли полы в проходах и, конечно, чистили лошадей. Происходи дело в казарме и ранней весной, нас бы наверняка начкон заставил покрасить траву в зеленый цвет, но кусты вокруг лишь подстригли, сухой лист собрали граблями и выкрасили-таки бордюры у газонов. Начкон гонял конюхов и наездников. Мы работали как проклятые и не дай бог чего-то не успеть или сделать не так!

Я наводила порядок в отделении Ирэн, и в этом отношении мне было легче. А вот обе Татьяны, большая и маленькая, буквально сбились с ног. Таня-маленькая загорелась тоже быть наездником, эта идея пришла к ней одновременно с вестью о приезде шведов, и как раз в те дни она собиралась увольняться, чтобы отправиться на учебу. Начкон, у которого и без этого хватало забот, еле смог отговорить ее — любой наездник мог преподать ей азы этой профессии, а остальное придет с годами. Маленькая Таня ходила как потерянная, что не способствовало ее активности.

Самым тяжелым, как ни странно, оказалось вычистить лошадей. Особенно тщательной чистке подвергались те из них, кого собирались показывать иностранным гостям — самые перспективные из двухлеток, кое-кто из годовиков и взрослых лошадей. Этих надо было отдраить от холки до копыт и чуть ли не заплести гривы в косы. Задача прямо для Иванушки из «Конька-Горбунка»!

В моем отделении, то есть у Ирэн, выбор пал на двух лошадей, одну из которых я боялась как черта. Речь шла об орловском рысаке Капитолии — огромном жеребце серой в яблоко масти, писаном красавце с лебединой шеей, гордым профилем породистой головы, длинной волнистой гривой и ниспадающим наподобие шлейфа хвостом. При взгляде на него невольно вспоминался легендарный Крепыш, каким я помнила его по картинам, — Капитолий был похож на него как родной брат. Что он делал здесь, среди старых меринов и кобыл, для меня было тайной, но факт оставался фактом. Жить здесь ему явно не нравилось, и он выказывал свое недовольство тем, что нападал на ухаживающих за ним людей — кусал руку кормящую в прямом смысле слова. Стоило мне шагнуть в денник, жеребец поворачивался ко мне задом, намекая, что собирается лягаться. Кроме него так подло мог вести себя только приснопамятный Линь, которого не просто вычистили, но и вымыли из шланга. Обычно уборку у Капитолия я производила со скоростью, какую трудно было заподозрить, — три минуты уходило у меня, чтобы собрать в кучку весь навоз, пропитанную мочой подстилку и выволочь все в коридор. Захлопнув дверь денника и сыпанув соломки, можно было не торопясь собирать все на телегу.

Но в тот день мне предстояло задержаться в деннике Капитолия.

Вооружившись недоуздком, скребницей, щеткой и суконкой, я шагнула к нему. Жеребец хрупал сеном и вскинул на меня недовольный взгляд.

— А ну, прими! — как можно суровее, добавив в голос металла, приказала я и, прежде чем Капитолий опомнился, надела на него недоуздок и привязала к прутьям решетки.

Жеребец был так шокирован моим нападением, что не сразу пришел в себя. Не дав ему сообразить, что