Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Баухаузе исповедуют принципы нового модернистского дизайна, новой визуальной культуры и функциональной архитектуры. Цель обучения и эстетической практики – соединить искусство, ремесло и индустрию (в обновленном виде и на новой технической основе) через экспериментирование с цветом, формой и материалом. Как ни парадоксально, но фотография долгое время существует здесь в маргинальной форме, определяясь только векторами индивидуальной и групповой активности отдельных студентов и преподавателей. Однако в 1929 году, после назначения Петерханса Вальтера (Walter Peterhans, 1897–1960) директором нового отделения фотографии, она становится частью основной программы. Петерханс учит студентов не только фотографии как «новому видению», но также корректной проявке, обработке негатива и печати.
Правда, еще до введения фотографии в состав основного курса, Мохой-Надь Ласло (Laszlo Moholy-Nagy, настоящее имя Laszlo Weisz, 1895–1946) активно использует ее в учебном процессе. Новатор в области не только фотографии, но также типографики, скульптуры, живописи и промдизайна, Мохой-Надь с 1913 года изучает (с перерывом на военную службу в 1914–1917 годах) право в Будапеште, но в 1918-м бросает обучение ради занятий живописью, контактируя в это время с авангардистской группой МА. В 1919-м Мохой-Надь переезжает в Вену, где знакомится с произведениями Казимира Малевича (1878–1935), Наума Габо (1890–1977) и Эль Лисицкого. С начала 1920-х он экспериментирует с фотограммой и фотоколлажем, а в 1925 начинает снимать только что выпущенной фотокамерой «Leica I». В 1923–1928 годах Мохой-Надь ведет в Баухаузе мастерскую металлообработки, курс «Материал и пространство» и подготовительный курс, а также вместе с Вальтером Гропиусом издает журнал Bauhausbücher. В 1925 и 1929 годах он выпускает свои теоретические работы «Живопись. Фотография. Фильм» (Malerei, Photographie, Film) и «От материала к архитектуре» (Von Material zu Architektur). В 1928–1934 годах мастер ведет студию дизайна в Берлине, занимается театральным и экспозиционным дизайном, работает над экспериментальными и документальными фильмами. В 1929-м на выставке Film und Foto он показывает персональный проект и делает дизайн пространства. В 1934-м Мохой-Надь эмигрирует в Амстердам, а в следующем году в Лондон, где занимается графическим дизайном, архитектурной фотографией, а также участвует в в документальных и художественных кинопроектах.
В 1937-м он переезжает в США, где становится директором Нового Бау-хауза в Чикаго и продолжает баухаузовскую линию образования. После закрытия Нового Баухауза в 1939-м возглавляет Школу (с 1944 – Институт) дизайна в Чикаго. В 1946-м умирает от лейкемии; в том же году выходит его последняя книга «Видение в движении» (Vision in Motion).
Фотография (в которой он был самоучкой, переняв опыт у своей первой жены Луции Мохой (Lucia Moholy, урожденной Lucia Schulz, 1894–1989), опытного фотографа) – один из главных творческих интересов Мохой-Надя, и одно из основных орудий тотального дизайна баухаузовского типа. Именно Мохой-Надь изобретает термин «новое видение» (точнее, neue optik), основываясь на убеждении, что фотография создает новый тип зрения, на которое сам по себе не способен человеческий глаз. Он экспериментирует с бескамерной фотографической печатью, создавая фотограммы, занимается монтажом фотоизображений и внедряет такой монтаж в полиграфию, изобретая для этой новаторской, синтетической практики термин «типофото» (typo foto). Наконец, он является одним из пионеров ракурсной фотографии. Мохой-Надь уверен в том, что фотография должна заменить собой живопись, превратившись в основное средство визуальной коммуникации. Для него живопись – это устаревшее ремесло, в то время как фотография соответствует технизированной современности и производит не материальный объект, а дематериализованный «чистый свет», отчего и является идеальным медиумом. Фотография должна создать эстетическую территорию для структур технической цивилизации, которые сами по себе слишком абстрактны для конвенционального восприятия – констатирует новатор в в своей главной книге «Живопись. Фотография. Фильм». Там же мастер пишет: «До сих пор мы использовали возможности фотоаппарата очень односторонне, в побочном, так сказать, отношении. Это становится ясно на примере так называемых «неправильных» фотосъемок, – то есть сверху, снизу, наискось. Полученные случайно, они часто теперь изумляют нас своей неожиданностью. Секрет их воздействия заключается в том, что фотографический аппарат, репродуцируя чисто оптическое изображение, дает нам и искажения, искривления, сокращения и т. д. оптически верно, в то время, как наш глаз, через ассоциативные связи дополняя нашим познавательным опытом воспринимаемые оптические явления, формально и пространственно исправляет и перерабатывает видимое в представление и образ. В результате в фотографическом аппарате мы приобретаем вспомогательное средство для закладки начал будущего, вполне объективного видения».
Таким образом, для Мохой-Надя фотография – это не традиционный набор отдельных изображений-объектов, не средство репродукции, а цельная практика по продуцированию реальности, пересоздающая мир индустрия и вместе с тем документация творческого воображения, основывающаяся на отсутствии предрассудков и «реорганизации видения».
При своем страстном увлечении медиумом, в Баухаузе, как уже говорилось, Мохой-Надь фотографического курса не ведет (таковой возникает лишь после его ухода), но использует фотографию как инструмент формообразования при обучении студентов, а также для документирования жизни этой художественной коммуны.
Фотография и сюрреализм
Сюрреализм – движение, созданное прежде всего литераторами, поэтому литературность, сориентированность на текст, слова и игру их значений являются его неотъемлимыми качествами. Другое дело, что литературность в сюрреализме была радикально преобразована, превратившись в нечто сильно отличающееся от того, что имеется в виду при обычном употреблении этого термина. Официальной датой рождения сюрреализма считается 1924 год: именно тогда лидер движения Андре Бретон (André Breton, 1896–1966) публикует Первый манифест сюрреализма. Сюрреалисты ищут источник творчества в психическом бессознательном, которое являет себя в пространствах снов, сексуального экстаза, безумия, различного рода интоксикаций или же причуд того, что именуют «объективным случаем» (hasard objectif). Самыми ранними их практиками становятся запись снов и автоматическое письмо, образность которых возникает в прямом соединении далеких, внешне совершенно не связанных друг с другом вещей и понятий. Отказываясь от «нормализации» подобного сырого материала сюрреалисты напротив рассматривают его как желанный эстетический продукт и противопоставляют ненавистным им стандартам, господствующим в буржуазной реальности и искусстве. Отличительным качеством сюрреалистического творческого акта (и его материального результата) становится то, что они называют «конвульсивной красотой» (beauté convulsive).
Такая «конвульсивная красота» и есть эффект своеобразного спазма удаленностей, противоположностей, случайностей, вскрывающего обманчивую визуальную и смысловую поверхность жизни, демонстрирующую ее подлинную хаотическую природу. Важно при этом понимать, что сюрреалисты отнюдь не стремятся к замене поверхности глубиной, да и вообще к замещению одного из элементов пары, составляющей механизм спазма-конвульсии, другим. Их интересуют именно соединения, сплавы – гибриды. Аналогичным образом и сам сюрреализм не противопоставляет себя реализму, а сюрреальность – реальности, как это формулировал поэт-сюрреалист Поль Элюар (Paul Eluard, 1895–1952): «Другой мир существует, но он несомненно присутствует в этом мире (There exists another world. But it is assuredly in this one).» Таким образом сюрреализм представляет собой радикальный, парадоксальный род реализма, а говоря предметнее, гибрид натурального и психического, документальности и воображения (что структурно и заложено в названии движения – «сюрреализм»).