— Да, — ответил я. — Он шериф.

— Понятно. Тогда он был еще помощником шерифа и арестовал меня.

— За что?

— Я говорил им: смотрите, парни, что здесь творится. Кто-то сделал на мне татуировку! Они не обратили внимания. Даже не стали меня слушать, когда я сказал им, что уже несколько раз за последние недели видел это слово. Баркли заявил, что я разыгрываю из себя сумасшедшего. Сказал, что я сам себя расписал. Это было так нелепо, что я взбесился и накинулся на него, после чего оказался в наручниках на заднем сиденье патрульной машины. Надо заметить, я встречался с ним и раньше; знал, что Баркли хороший коп и приличный человек. Но в тот день он просто не слушал.

— За что тебя арестовали?

Мужчина отошел обратно к стене, сел. Взял пачку моих сигарет, вынул одну.

— Не возражаешь?

Я покачал головой и, прихлебывая из бутылки, наблюдал, как он прикуривает.

Незнакомец, хмурясь, поглядел на кончик сигареты.

— Было — и быльем поросло, тебя это не касается. Я хочу услышать, что случилось с тобой.

И я ему рассказал. У меня не было причин скрывать. Наверное, я мог бы вскочить и убежать. Он меня не связывал. Я, наверное, сумел бы выбраться из этого дома. Похититель, кажется, не испытывал ко мне неприязни и, скорее всего, не стал бы хватать пистолет, чтобы пристрелить меня.

Но, с другой стороны, мог.

Кроме того, этот человек мог что-то знать о происходящем в моей жизни. Он уже признался, что убил сидящую в углу женщину, значит, вряд ли он из полиции. Конечно, все может быть, но особой разницы нет. Я не сделал ничего противозаконного. Мне приходилось постоянно напоминать себе об этом, но это была чистая правда. Самое смешное — если знаешь, что ничего не делал, а гадости вокруг тебя продолжают происходить, то оказываешься в гораздо худшем положении, чем будь ты преступником с самого начала. Если знаешь, что совершаешь что-то нехорошее, в твоих силах остановиться. Ты понимаешь, о чем надо солгать, а что спрятать.

Но как можно перестать быть самим собой и положить конец своей обычной жизни?

Я рассказал ему о карточках, которые получал, как взломали мой почтовый ящик и от моего имени сделали заказ. Рассказал, что кто-то перехватил мое объявление в Сети о вине, достал бутылки, отравил и продал мне — возможно, пытаясь покончить с Томпсонами. А также что копы хотят со мной побеседовать по поводу странного исчезновения одного парня, который вовсе и не исчезал, потому как я видел того вчера вечером, спустя уже много времени с момента, как копы начали расследовать это дело.

Последняя часть рассказа его как будто заинтересовала, но он не стал перебивать.

Я рассказал, что сегодня утром проснулся в квартире одной девушки (квартире, которая, может быть, находится всего в половине мили пути от этого дома) и обнаружил, что слово написано на двери ванной ее кровью. Как затем ворвалась незнакомая женщина, увезла меня оттуда, но я сбежал от нее, когда та начала плести мне какую-то лишенную смысла чушь.

Похититель выслушал все это, не сводя глаз с моего лица.

Наконец я замолк. Не потому, что мне больше нечего было сказать, просто разболелась голова, я потерял нить повествования и уже не помнил, о чем успел сказать, а о чем — нет.

— Понятия не имею, кого ты видел вчера вечером, — произнес он в итоге. Голос его звучал ровно и спокойно. — Но это был не Уорнер. Это я знаю наверняка. В то время он еще сидел здесь, привязанный к креслу, этажом выше.

Я с трудом глотнул, в горле пересохло. Я заметил на полу пятна крови. Возможно, это означает, что Хейзел — не единственная его жертва. Больше всего меня тревожило то, что человек передо мной выглядел в точности как все обычные люди. Всегда кажется, что должно быть какое-то отличие, какая-то темная тень, аура убийцы. Но, судя по всему, ничего подобного. Некоторые люди убивают других людей, другие слишком легко сходятся с сослуживцами противоположного пола, а кто-то свободно читает по-французски и всю жизнь продает малярную краску. И пока не застанешь их за делом, ни за что не догадаешься. Наша сущность неведома окружающим, мы прячем ее… А это значит, что остальные не имеют ни малейшего понятия о том, что в действительности творится.

— Я его не убивал, — произнес мой похититель, споря с моими мыслями. — Хотя собирался. Он был единственным, кого я был готов убрать без колебаний. Но он… сбежал. — Тот снова показал мне фотографию. — Этот парень, которого ты не узнал. Это и есть Уорнер.

— Это не тот, которого я видел.

— Ничем не могу помочь. Это я виноват. Уходя от него вчера вечером, я сказал, что копы заинтересовались его домом. Я просто пудрил ему мозги. А он, насколько я понимаю, сбросился вместе с креслом сверху.

Я поднял голову.

— Господи.

— Вот именно. Что может толкнуть человека на такой поступок? — Тот закрыл глаза, потер. — Черт, — пробормотал он, — надо привести мысли в порядок. Столько новой информации сразу, требуется как-то привыкнуть.

Мы минут пять посидели молча, и в итоге тишину нарушило жужжание. Мой похититель нахмурился. Я тоже не сразу понял, что это за звук. И только на четвертом звонке я увидел, что мой телефон ползет по бетонному полу.

— Стоит на вибрации, — пояснил я.

Тот посмотрел на экран.

— Никак не привыкну к этим штуковинам. Кто-то по фамилии Холлам. Кто такой?

— Один из помощников Баркли.

— Хочешь с ним поговорить?

— Ты серьезно?

— Но я ведь могу рассчитывать на то, что ты не станешь беседовать с ним о своем нынешнем местонахождении.

Он поднял с пола пистолет, посмотрел на меня, убеждаясь, что смысл его слов дошел до меня, и передал мне телефон.

Я нажал на кнопки ответа и громкой связи одновременно, с неприязнью сознавая, что человек с пистолетом теперь стоит у меня за спиной.

— Добрый день, — произнес я, разыгрывая роль в пьесе «Все отлично, и человек с пистолетом, кажется, не собирается стрелять мне в затылок». — Спасибо, что перезвонили.

Голос Холлама, доносящийся из крохотного динамика, звучал несколько напряженно.

— Вы где?

Когда я звонил ему в прошлый раз, то собирался выложить все, что знаю. Теперь же я решил придерживаться только основных фактов.

— На Лидо.

— Я только что услышал ваше сообщение. Вы как будто напуганы. Ваша жена еще не нашлась?

— Нашлась. Я знаю, где она.

Последовала пауза, и я услышал, как в том месте, где сейчас находится Холлам, шумно работает какой-то большой механизм.

— Что с ней?

— Она в порядке.

— Возвращайтесь в «Океанские волны», — сказал он рассеянно. — Немедленно.

— Обязательно, — пообещал я. — Только скажите, вы знаете старый многоквартирный дом в конце Бен-Франклин-драйв?