Так было после 1918 года, когда британцы, мечтая как можно скорее вернуться к «настоящей солдатской службе» в Олдершоте, спокойно забыли о своем успехе при Амьене 8 августа 1918 года, где они с помощью танков, самолетов, мобильной артиллерии, качественных коммуникаций и внезапной общевойсковой атаки прорвали оборону противника на узком участке фронта. Немцы, со своей стороны, извлекли уроки из этого, по выражению Людендорфа, «черного дня германской армии» и к 1938 году, воспользовавшись идеями, впервые примененными на практике британцами и австралийцами двадцатью годами ранее, получили тактику, теорию и материальную базу для непрерывного всеобщего наступления — блицкрига.

Так, полагал Исмаил, будет и в случае всегда побеждающих израильтян, гордящихся своими успехами 1967 года и торжественно провозгласившими, что вооруженные силы Израиля — лучшие и самые закаленные в мире. К 1972 году эта вполне обоснованная гордость израильтян своим военным превосходством начала приобретать черты заносчивости. К несчастью, она также питалась куда менее благородным чувством расового превосходства евреев над арабами. Многие ранние сионисты считали арабов «феодальными, отсталыми и не сформировавшимися как нация». Это было глубинным убеждением многих столпов радикального социалистического сионизма, таких как Хаим Вейцман и Владимир Жабо-тинский, и, несмотря на более толерантные взгляды либеральных участников сионистского движения, даже Давид Бен-Гурион, «отец-основатель еврейского государства», был твердо уверен в вечной раздробленности и отсталости арабского мира. Во времена, когда евгенику признавали точной наукой, подобные убеждения имели широкое распространение, и их отголоски продолжают влиять на умы израильтян и по сей день.

У израильтян были и другие, более конкретные слабые места. К неспособности вести затяжную войну или нести тяжелые людские потери добавилась новая проблема — удлинение коммуникаций. В былые времена Израиль пользовался преимуществами столь ценимого Наполеоном «центрального положения». Имея короткие внутренние коммуникации и находясь в окружении врагов, Израиль всегда имел возможность быстро сосредоточить силы, чтобы отразить угрозу с того или иного направления. Но после победы в Шестидневной войне страна вытянулась в длину. Образование Великого Израиля породило стратегическую проблему: для передислокации бронетанковой бригады от Голанских высот к Суэцкому каналу требовалось минимум трое суток.

Перед разработкой оперативной концепции будущего наступления египетский штаб проанализировал все сильные и слабые места Израиля и наметил семь основных задач, которые должны были учесть разработчики плана:

1. Нанести внезапный упреждающий удар по израильтянам.

2. Предпринять массированное наступление на максимально широком участке фронта, чтобы добиться максимального рассредоточения сил противника, сделав его неспособным предпринять контратаку.

3. Постоянно держать зонтик ПВО над наземными силами, чтобы израильская авиация не могла наносить удары по тылам сухопутных войск.

4. Вынудить Израиль рассредоточить ресурсы между географическими районами боевых действий, находящимися на больших расстояниях друг от друга.

5. Гасить любые контратаки израильтян путем массированного применения оборонительного оружия и нанесения ударов с оборонительных позиций.

6. Вынуждать израильтян не считаться с потерями.

7. Обеспечить египетские вооруженные силы самой современной и совершенной боевой техникой, не уступающей израильским системам.

Для выполнения последнего требования, а именно обеспечения армии самыми современными системами вооружения, египтянам пришлось в срочном порядке вновь обращаться к Москве с просьбой о поставке либо новейших истребителей-бомбардировщиков МиГ-23, либо ракет класса «земля — земля» Scud[14]. На это ушло время, но к осени 1972 года войска Садата имели в своем распоряжении высокотехнологичное оружие, которого требовал план, к тому моменту получивший название «Операция Бадр».

По идее великолепно организованная и широко разветвленная израильская разведка должна была бы с самого начала получить какую-то информацию о замыслах противника. Имея превосходно налаженную агентурную сеть в арабском мире, израильтяне почти всегда находили какой-нибудь хорошо информированный источник, когда в этом возникала необходимость. При этом первоочередным объектом интереса всегда являлись разработчики операций в генеральном штабе Египта. Но на этот раз что-то не сработало. Все можно было бы объяснить особыми мерами безопасности, принятыми египетской стороной, если бы не тот факт, что израильская разведка знала о планах египтян и, тем не менее, не сумела среагировать на растущую угрозу. Следует также добавить, что собранная информация была неверно истолкована израильтянами, ослепленными собственными предвзятыми представлениями. Как сардонически заметил Хаим Герцог по поводу ситуации в израильском разведывательном истеблишменте в 1972—1973 годах, «они имеют глаза, но не видят». Эта характеристика резюмирует причины провала хваленой разведывательной системы Израиля в преддверии Йом-Кипура.

Проблема уходила своими корнями в историю и политическое устройство государства. Израиль — небольшая и исключительно политизированная страна, отчасти из-за любви ее народа к хорошему спору, но главным образом из-за избирательной системы пропорционального представительства. По этой причине любое израильское правительство представляло собой конгломерат весьма разнящихся точек зрения и программ, что вызывало необходимость существования как бы двух правительств: большого и постоянно обновляющегося коалиционного кабинета, который по сути был публичным фасадом правительства (был момент, когда в состав кабинета входили 30% членов кнессета), и гораздо меньших размеров «кухонного кабинета», фактически управлявшего страной. Голда Меир, премьер-министр Израиля в 1973 году, использовала эту модель.

В 1973 году единственной организацией, которая получала, обрабатывала и интерпретировала всю собранную информацию и давала всесторонние оценки и консультации министрам, была армия или, точнее, военная разведка АМАН. Секретная разведывательная служба Моссад проводила операции за рубежом, деятельность Шин-Бет, израильского аналога британской МІ5 и немецкой BFV, ограничивалась обеспечением внутренней безопасности, а Центр политических исследований МИД занимался анализом дипломатической информации. Вся остальная информация — данные радиотехнической и технологической разведки, данные о дислокации войск, логистическая информация, данные от зарубежных агентов, данные о целях, данные воздушной разведки и даже информация по ядерной безопасности (спецслужба ЛАКАМ) — контролировалась военными.

Такая уникальная ситуация сложилась по той причине, что Израиль с самого начала развивался как воюющее государство. Представителей военной разведки всегда привлекали к участию в секретных совещаниях израильских премьер-министров — проходивших, как правило, в два часа ночи. Для нации, находящейся в состоянии боевой готовности, любой кризис по определению был военным кризисом. Отправляясь делать отчет правительству, министр обороны всегда брал с собой не только главу вооруженных сил, но и главу военной разведки, которая была главным государственным разведывательным органом, и все кабинеты в рабочем порядке консультировались с его одетым в униформу руководителем.