В романе Гари развивает тему очищения общества: Вандерпют оказался во власти людей, каждый из которых готов без суда и следствия выпустить в него пулю. Многие среди них когда-то без зазрения совести перешли на сторону Виши, а на следующий день после освобождения Франции стали патриотами и с таким же жаром требовали наказания военных преступников, с каким еще недавно приветствовали маршала Петена.

Альбер Камю назвал книгу Гари «очень народной».

Перед выходом «Большого гардероба» Гастон Галлимар провел крупную рекламную кампанию, включая работу с литературными агентами, сотрудничество с распространителями книжной продукции, объявления в витринах книжных магазинов, раздачу автографов, анонсы, специальные предложения. Но все эти меры не принесли ожидаемого результата: было продано всего 5520 экземпляров романа.

Один экземпляр Гари направил Луи Жуве. В письме от 27 января 1949 года он предлагал ему сыграть роль Вандерпюта в экранизации «Большого гардероба», задуманной кинопродюсером Сашей Гординым. Но в итоге проект экранизации был закрыт, и Гари добился от Жуве не больше, чем с «Тюльпаном».

Хотя Ромен называл своими учителями Гоголя и братьев Маркс, критики скептически отнеслись к его сатире. После этой неудачи он стал задаваться вопросом, не лучше ли отныне писать на английском.

Эмиль Анрио в «Монд» от 16 марта 1949 года без обиняков выразил Гари свое недоумение и неодобрение:

Газета «Фигаро» приняла «Большой гардероб» не лучше, а «Круа» устами Люка Эстана выражала свое возмущение пессимистическим настроем и цинизмом книги.

Никому из критиков не пришло на ум, что этот «огромный заброшенный гардероб», эта куча одежды и обуви может символизировать недавнюю катастрофу, о которой тогда еще мало говорили, — геноцид евреев. Вскоре после освобождения лагерей союзными войсками в газетах всего мира появились фотографии, где были горы трупов и одежды убитых узников Освенцима. Эти фотографии быстро забудут.

Год спустя книга вышла в английском переводе под названием The Company of Men и получила одобрительные отклики литературно-критических изданий New York Times Book Review и Saturday Review of Literature.

Несмотря на провал «Большого гардероба», с Гари был по-прежнему готов сотрудничать Клод Галлимар, и в ноябре 1949 года писатель направил ему планы нескольких книг на условиях аванса. В мае 1950 года Гари предполагал представить в издательство рукопись повести «Жители земли», за ней должны были последовать «Бухта ангелов» и особенно дорогая ему эпопея в духе «Надежды» в двух томах, над которой он как раз работал, под названиями соответственно «Потерянные патрули» и «Цвета дня». Кроме того, Ромен Гари планировал написать «Клятву Везле» — памфлет на 850 страниц, который так и остался в проекте.

На Гастона Галлимара приятное впечатление произвели творческий настрой и плодовитость писателя, и после долгих переговоров он согласился предоставлять Гари то, в чем отказывал другим: крупные, по возможности ежемесячные, авансы с условием, что выплаты немедленно прекратятся, если писатель не уложится в сроки. Гари умело и твердо отстаивал свои интересы, обсуждая каждый пункт договора сначала с Гастоном, а потом с Клодом Галлимаром: ему удалось сохранить за собой всю сумму от продажи прав для издания книги на английском языке, а по переводам на другие языки оставить за издательством лишь 10 процентов! Таким образом, перевод книги стоил «Галлимару» больше, чем приносил выгоды! Нередко, даже если книга имела успех, издательству приходилось просить у Гари отсрочки платежа.

Гари по-прежнему преследовали за провокационный стиль «Вина мертвых», но он оставался ему верен. В письме Рене Зиллеру, который получил назначение в Монтевидео, он писал о служащих Министерства иностранных дел:

Он писал, что издателей ненавидит.

В Париже, «этом мрачном и холодном городе», у Лесли не было ни одного знакомого. Она сопровождала мужа в его ночных странствиях по неотапливаемым мастерским неизвестных художников, он восторгался Жаном Венаром и горячо рекомендовал его Гастону Галлимару. Днем Лесли ходила в маленький кинотеатр в районе Сент-Антуан смотреть фильмы на идиш, чем немало удивляла Ромена, который и раньше не знал, что думать о воодушевлении, с которым она когда-то воспринимала выступление московского еврейского театра «Габима», гастролировавшего в Лондоне.

Супруги довольно часто навещали Сильвию и Рене Ажидов, живших тогда на улице Ла-Боэси, 99. У них был маленький сын Ив, которому Гари привез из Софии банан, что в послевоенном Париже было неслыханной роскошью. Рене он вручил килограмм икры, из которого фунт друзья съели в тот же вечер.

29 сентября 1949 года, через полтора года скучнейшей службы в канцелярии, где Гари скромно составлял свои отчеты и ноты, порой очень удачные и важные, ставя в качестве росписи в верхнем левом углу каждой страницы свои инициалы — Р. Г., он решился направить заявку на место секретаря в посольстве Франции в Греции, куда ему более всего хотелось поехать.

В начале октября 1949 его просьба была удовлетворена: с первой недели ноября Гари мог приступать к работе первого секретаря французского представительства в Афинах.

Но посол Франции в Греции Кристиан Карра де Во-Сен-Сир придерживался совсем другого мнения. Он находил это назначение совершенно несвоевременным: «Славянское имя в посольстве Франции будет плохо воспринято в стране, где отношения между Грецией и ее славянскими соседями характеризуются особенной напряженностью». К тому же, продолжал посол, Ромен Касев, он же Ромен Гари, был принят на службу в рамках дополнительного набора, а значит, ему не хватает «профессиональных умений, которые приобретаются лишь длительным опытом». Карра де Во-Сен-Сир, выступив против этого назначения, адресовал в департамент настоятельную просьбу отложить какие бы то ни было изменения в кадровом составе французского представительства в Греции. Пароди, глава департамента, сообщил в ответ, что фамилия «Касев» был упомянута им лишь для того, чтобы проще было найти данные о ее владельце в справочнике, тогда как во всех списках дипломатических работников он фигурирует под фамилией «Гари». Он напоминал послу, что лишь сам департамент вправе давать оценку профессиональным качествам своих сотрудников, вне зависимости от того, как они были приняты на дипломатическую службу. Тем не менее в вопросе нового назначения Гари Пароди уступил Карра де Во-Сен-Сиру, ограничившись ни к чему не обязывающим предложением пересмотреть свою позицию. Поняв, что на этот счет можно успокоиться, посол изобразил праведный гнев. Разумеется, он ничего не имел против «Касева, он же Гари», ведь он совсем его не знает. Но было бы глупо скрывать его подлинную фамилию, а узнав ее, греки могли бы возмутиться, что от них намеревались скрыть, что Гари на самом деле… болгарин! В действительности у де Во-Сен-Сира были куда менее благовидные причины отклонить эту кандидатуру. В дневнике Элен Опно, супруги посла Франции в Швейцарии Анри Опно с 22 февраля 1945 года, есть следующая запись: «На Пасху де Во-Сен-Сир выстаивает всю мессу в соборе Гроба Господня до конца и со свечой в руке, вместе с Шарвериа он идет за греко-католическим патриархом»; он не желает видеть в своем ведомстве «ни еврея, ни болгарина, ни стороннего сотрудника».