Он выпустил ее руки, но по-прежнему не сводил с нее глаз.

– О Анна! Разве кто-то из нас может знать это наверняка? У нас было так мало времени. Я знаю одно: даже короткое пребывание рядом с вами будит во мне неистовое желание. Когда мы разлучены, я не могу ни о чем думать и безумно хочу снова быть с вами. И вы чувствуете то же. Я знаю, чувствуете.

– Да, чувствую. Но чувствую и еще нечто гораздо большее. Вы спрашиваете, как один из нас может знать наверняка. Я не могу вам объяснить всего, но могу сказать – один из нас знает. Вот поэтому я ужасно боюсь вас.

– Боитесь меня? – Дымчато-серый цвет в затуманенных желанием глазах Филипа подернулся пеленой душевной муки. – Анна, вы не должны думать обо мне плохо. Я никогда не обижу вас. Все, что я хочу, это защитить вас. Знайте: мысли о вас доводят меня до помешательства. При виде вас у меня вскипает кровь. Это не то, чего надо бояться. Анна, дорогая, это то, что нужно ловить, наслаждаться и благодарить небо. Это нечто редкое и драгоценное.

– Да, драгоценное и в самом деле редкое. Я никогда не испытывала подобных чувств. Но то, что вы предлагаете, – это короткий миг, большего вы не можете дать. Нет, Филип, я не готова к этому. Во всяком случае, не сейчас. Нет! Потому что еще не забыто прошлое. Нет! И я не знаю, что может случиться в будущем. Нет! До тех пор пока призраки Кейп-де-Райва еще витают над нами, они разделяют нас.

У вас нет умысла причинять мне зло, Филип, но это может невольно получиться. Вы – угроза для меня из-за той власти, которую вы получите надо мной, если мои чувства разгорятся жарче, чем ваши. Вашей страсти на миг мне мало. Мы пока должны расстаться. Может, это и к лучшему, Филип…

Филип видел, как жар желания постепенно угасает в ее глазах, заменяясь прозрачной ясностью. Порывы сердца уступили холодному разуму. Момент упущен, и Филип не знал, как вернуть его – лгать ей он не мог. Не мог сказать того, что она – он точно это знал – хочет от него услышать. Хаос мыслей лишал его способности говорить, они казались ему дикими мустангами, не поддающимися укрощению.

– Простите меня, Анна, но вы хотите от меня признания в том, чего я… – замямлил он, подбирая нужные слова, но они не находились, и он ненавидел себя за тупость.

Анна улыбнулась ему; чуть приподняв уголки рта. Это означало, что она поняла его и готова со всем смириться.

– Не нужно ничего объяснять, Филип. Все так естественно. Но прошу вас, уходите. Будет легче, если вы уйдете прямо сейчас. Кроме того, у меня еще столько дел.

Филип тупо кивнул, по-прежнему страшась слов, которые могут предательски обнаружить перед ней ту часть его «я», что была сбита с толку, обескуражена ее мистификациями с того первого вечера в опере Ривер-Флэте. Но он знал, какие муки ждут их в ближайшем будущем. Анна не сможет ничего делать – она будет постоянно думать о нем. И его воспоминания о ней будут преследовать денно и нощно. Даже сейчас, еще оставаясь в каюте, он уже ощущал боль утраты, придавившую сердце тяжелым грузом.

– Всего вам доброго, Анна, – сказал он, мгновенно испытав неловкость за свой идиотизм.

Так он мог бы сказать какой-нибудь кузине, отправляющейся в путешествие. А он прощался с женщиной, которая придала его жизни такую полноту, какой он не знал прежде. Он протянул руку и коснулся Анны кончиками пальцев.

– Мы снова увидимся. Я знаю это, увидимся.

– Может быть, – сказала она. Ее взгляд впился в него, словно она хотела запечатлеть в себе каждую черточку его лица, каждую ложбинку и бугорок его тела. – А теперь уходите, – умоляюще произнесла она дрогнувшим голосом, выдавая волнение, скрытое за маской внешнего спокойствия.

Филип повернулся и порывисто выбежал из каюты. Капитан Фицхью тут же подхватил чемодан и подтянул к двери. Филип, не замедляя шага, прошел мимо.

– Позаботься о ней, Бернард.

– Можешь положиться на меня, Филип, – пообещал Фицхью.

Филип уселся в карету и с ходу направил лошадей на Кэнэл-стрит, к конторе Анри. Прежде чем объехать склад, он последний раз взглянул на пирс. Но вместо красавца корабля, каким ему обычно представлялся «Морской ястреб», увидел громоздкий, неповоротливый клипер. То, что составляло гордость компании «Бришар», выглядело чужим и угрожающим – угрожающим его жизни, его счастью. Филип стряхнул дрожь, пробежавшую по спине, и, щелкнув вожжами, погнал лошадей вскачь.

Оставшись в своей каюте одна, Анна решила открыть чемодан, который Бернард только что положил на ее койку. Среди вещей, упакованных во Френчмэн-Пойнт, лежал дорогой для нее сувенир, который она нашла в стопке сложенной одежды. Прижав к себе маленькую лошадку из garconierre, она с трудом сдержала слезы. Вынимая ее из чемодана, увидела, что от шеи лошадки тянется ленточка. Дрожащими пальцами Анна потянула за нее и обнаружила конверт. На нем размашистым мужским почерком было написано: «Это вам на обратный проезд во Френчмэн-Пойнт и немного сверх того, на всякий случай, если вдруг что-то понадобится. Филип». В конверт был вложен чек из банка Нового Орлеана на тысячу долларов. Слова «немного сверх того» поражали своей абсурдностью, так как сумма издержек на билет с поправкой на возможные излишества в дороге вряд ли превысила бы сотню долларов. Анна засмеялась, сначала тихо, сдавленно, а потом с громкими всхлипываниями, перешедшими вскоре в истерические рыдания. У нее подкосились ноги.

Она села на койку и прижала к груди банковский чек. У нее защипало глаза, слезы горячими ручейками потекли по щекам.

Анри Бришар от неожиданности выпрямился в кресле. Дверь конторы открылась так стремительно, что, ударившись о внутреннюю стену, отскочила и со стуком вернулась на свое место. Филип ворвался в кабинет и остановился перед письменным столом. Положив ладони на полированную столешницу и прерывисто дыша, он диковатыми глазами уставился на брата. Анри решил сделать вид, что ничего не замечает, и с деланной небрежностью спросил:

– Неудачный день?

– Кому, как не тебе, знать это, ты ведь внес свою лепту глупым советом, – рявкнул Филип. – И нелепым краснобайством, которым занимался все утро!

– Почему бы нам не сесть и не поговорить спокойно? – невозмутимо предложил Анри.

Филип резко оттолкнулся руками от стола. Тяжелый стол красного дерева отъехал на несколько дюймов по паркету. Наконец Филип тяжело опустился в ближайшее кресло и, подняв ноги, уперся ботинками туда, где только что находились его руки.

Анри поднялся из-за стола и сделал вид, что озабоченно рассматривает его полированную кромку.

– Ты портишь отделку, Филип, – сказал он, смахивая крошку с оцарапанного места.

– Да черт с ней, с твоей отделкой! – зарычал Филип, упирая локти на согнутые колени. – Она уехала. И я позволил ей сделать это!

– В самом деле? – Анри выдернул из жилета карманные часы и посмотрел на циферблат. – Я не думаю, что «Морской ястреб» отплыл раньше. По расписанию он должен уйти после полудня. Сейчас только одиннадцать.