— Нет, это ведь сон.

Его появление здесь не стало для меня неожиданностью, наоборот, я ощутила себя самой счастливой на свете.

Я открыла глаза, повернула голову и встретилась с ним взглядом. Зельевар выглядел устало, черты лица еще больше заострились с нашей последней встречи. Казалось, он похудел на десяток килограммов, в глазах плескался болезненный блеск, но вместе с тем исходило от него нечто родное. Тонкое, невесомое, на грани понимания, таинственное, необъяснимое.

— А я боюсь, — тихо и неожиданно признался он. — Того, что сон закончится и ты исчезнешь.

— Сны всегда заканчиваются.

Его руки притянули меня ближе, заставляя почувствовать себя в теплом и надежном коконе объятий. Глеб зарылся носом в мои волосы и теперь тепло дышал в затылок.

Почти невесомые мурашки пробежали по спине, играя на тонких струнах возбудившихся нервов.

— Даже жаль, что все это мне лишь грезится, — произнес он.

Я прижалась к Глебу сильнее, давая себе волю хотя бы во сне сделать то, на что вряд ли осмелюсь в жизни. Ведь там, в реальности, или шиза помешает, или дурацкие обстоятельства. Я даже поластилась щекой о мерно вздымающуюся мужскую грудь, вдохнула чужой аромат.

Во сне присутствовал ЕГО настоящий запах. Зельевар пах неповторимой смесью волшебных трав и химических реактивов.

«Наверняка среди них есть белладонна», — мелькнула случайная мысль и потерялась в водовороте нахлынувших эмоций.

Магистр уверенно развернул лицом к себе и, пока я ничего не сообразила, принялся целовать. Нежно смял податливые губы, срывая с них тихий стон.

— Ты мое проклятье, — выдохнул он, оторвавшись на мгновенье. — И даже если ты просто плод моего больного воображения, знай: я тебя не отдам.

Я не знала, почему Глеб из сна говорит мне все эти нежности, да и не хотела знать. Просто тонула с его странном взгляде и жадно ловила дыхание.

— Никому не отдам. Ни герцогу, ни королеве, ни твоему свихнувшемуся дару, — шептал мой сон и гладил пальцем по щеке, заставляя дрожать от этого невинного прикосновения. — Никому…

— Я и сама ни к кому не пойду, — выдохнула я.

Мне хотелось так много ему рассказать, пускай даже не настоящему, придумке моего сонного сознания, но законы рассвета нас разлучили.

Яркое солнце неприятно светило в глаза, а откуда-то из реальности доносился бодрый голос Кристины:

— Эля, подъем! До бала пять часов, пора собираться!

* * *

(Внешний мир. Несколькими часами ранее.)

— Не спишь? — Троя вышла на балкон второго этажа дома Лепреза и обратилась к стоящему у парапета Глебу. — Ты время видел?

Зельевар задумчиво следил за полной луной, скользящей по темному небу. Его пальцы нервно постукивали по резным перилам.

Холодный камень уже начал покрываться мелкой взвесью ночного тумана, из-за чего подушечки пальцев магистра немного соскальзывали, а звук дроби выходил нечетким.

— Всегда любил смотреть на луну, — эхом отозвался Глеб, не отрывая взгляда от светила. — Глядя на нее, хочется писать стихи и обнимать любимую женщину.

— Какие интересные желания. — Троя подошла ближе и так же облокотилась на перила. — И много любимых женщин ты уже под ней обнимал?

Магистр скосил на подругу недовольный взгляд:

— Ты меня знаешь дольше, чем я себя. Могла бы и сама посчитать.

Троя пожала плечами:

— Твоя душа потемки. Пускай я тебя и знаю почти век, и старше в два раза. Но понять, что творится на уме Магистра Страстей, даже мне не по силам.

— Прибедняешься, — констатировал Глеб, все так же неотрывно глядя в ночное небо. — Помнится, именно ты приложила определенные усилия, чтобы подтолкнуть меня к Элле.

— Вот и неправда, — по-актерски наигранно всплеснула руками преподавательница, задавив в зачатке назревающую улыбку. — Если я помогла ей не попасться на твои стандартные уловки, это не дает тебе права называть меня вселенской сводницей.

— И все же почему она? С чего вдруг?

Троя развернулась к зельевару. Внимательно изучила выражение лица, прикусила губу и заговорила:

— Вспомни наш разговор в лаборатории, когда мы разнесли половину кабинета.

— Ты меня тогда разозлила. Не надо было давить на больные раны.

— И все же вспомни. Ты к Элле сам потянулся, захотелось, как всегда, поиграть и бросить. Только она тебя разгадала гораздо раньше, чем ты сам. Увидела твою искусную игру, имитацию сумасшествия, временных помутнений и приняла правила этого развлечения. Сумела достойно ответить.

— А дальше-то что?

— Это ты уже сам реши. Я же вижу, что тебе без нее плохо. Так что сам подумай, какое на этот раз будущее ты выберешь. Разобьешь ей и себе сердце, не осмелившись довести дело до конца, или решишься на что-то большее? Это ваша с ней судьба, с меня взятки гладки.

Глеб отвел взгляд от ночного неба и пристально посмотрел на коллегу.

— Если выживем, — внес поправку он. — Для начала надо разобраться с моими чудесными родственниками, а потом думать о чем-то большем.

Следующие несколько минут прошли в тишине. Глеб следил за мерцающими звездами, а Троя наслаждалась свежей прохладой.

— Нам нужно поспать, — наконец выдала она. — Иначе твоему папочке не придется даже вспотеть в бою, мы сами рухнем к нему в ноги от недосыпа.

— Иди, — тихо произнес зельевар. — Я еще немного побуду здесь.

Физкультурница недовольно покачала головой и удалилась.

Едва на востоке забрезжил первый луч рассвета, ушел и Глеб.

Выделенное спальное место на кушетке в лаборатории Лепреза показалось неуютным. Твердое и узкое ложе было явно не предназначено для сна, но усталость взяла свое. Сон навалился тяжелой пеленой, унося в забытье.

Когда через несколько часов в лабораторию вошел хозяин дома и попытался разбудить зельевара, с первой попытки это не удалось.

Глеб мучительно хватался за остатки сна, и только усиленное тормошение за плечи вырвало магистра в реальность.

— Подъем, — нерадостно поприветствовал артефактор. — Сегодня тяжелый день.

— Это я уже и так понял, — голос Глеба прозвучал хмуро и недовольно. — Когда день начинается с насильственного завершения столь прекрасных снов, он просто не может пройти удачно.

* * *

Среди ночи Вероника проснулась от жутких воплей маркизы Кларентины, доносящихся из общего коридора. Но сквозь сон это показалось столь нереальным, что курсантка зарылась поглубже в подушку с мыслями уснуть дальше.

— Наверное, показалось, — буркнула она и перевернулась на другой бок. — Дворянки же в Керении.