Она отпускает мою руку и тыкает указательным пальцем в ближайшего к ней:

— Ты.

— Па сделал Это и был распят на кресте, — судорожно сглотнув громко говорит пацан с прыщом на лбу.

Окси тыкает в следующего:

— Ты.

— Смех, New Ra и Некто спасли Его и Ма от смерти, — отвечает следующий.

— Ты, — её палец, словно стрелка часов, движется по кругу.

— Они приехали в большой город и жили там обычной жизнью людей семь дней и ещё семь дней.

— Ты.

— Потом пришёл Четырёхрукий и сказал «Я Четырёхрукий». Па сказал: «Я вижу только две руки». И Четырёхрукий сказал: «Не дерзи. Я стреляю из четырёх стволов сразу. Не дай Бог тебе это увидеть. А тем более, стать моим врагом». Па сказал: «У меня только две руки. И ты сам видишь, что они дырявые. Я не смогу удержать в них воду, чтобы напиться. Но смогу удержать нашу дружбу, если ты примешь меня как друга». И Четырёхрукий стал другом Па.

— Ты.

— Потом они сели пить чай…

Голос произносящего эти слова дрожит от волнения. Под чёрной футболкой в обтяжку маленькие выпуклости. И я понимаю, что это совсем молоденькая девчонка, бритая под ноль. Она быстро становится перед журнальным столиком на колени.

— Па сидел так… — говорит она. Показывает на пустые стороны стола, — …Смех сидел так. Четырёхрукий так, а New Ra так. Ма поставила перед Па чашу. Па отхлебнул из чаши и сказал: «Что ещё за шутки?».

Я остолбенело наблюдаю за происходящим.

— Смех сказал: «В чём дело?», — волнуясь, продолжает девчонка, всё ещё стоя на

коленях перед столом. А Па ответил: «Я, конечно, не люблю сладкое, но не до такой же степени». И Смех снова спросил: «В чём дело?». И Па сказал: «Мой чай солёный»…

Окси осторожно берёт меня за мизинец.

— И тогда New Ra сказала: «Мой чай тоже солёный». И New Ra спросила Смеха: «Это опять как бы фокус?» И Смех сказал: «Нет». И Смех посмотрел на Ма, стоящую так (жест рукой в пустоту), и спросил: «Давно?». А Па спросил: «Что?» И Ма не ответила. И Смех сказал: «Это не я сделал чай солёным. Это тот, кто в ней».

Говорящая быстро целует свою левую ладонь. Этот жест повторяют все присутствующие в комнате. Все, кроме меня и Окси.

— И Смех сказал Па: «Она беременна от тебя».

— Что??? — спрашиваю я так, что девчонка вжимает голову в плечи.

— Не обращайте внимания… — быстро говорит Окси, крепко сжав мой мизинец. — …Па проверяет.

Она кивает на следующего по кругу:

— Ты.

— И Смех сказал: «Я говорил, опасно останавливать дождь после долгой засухи. Говорил, что-то может пойти не так. Уже пошло не так», — продолжает пацан в майке с буквами «К. К. К.» на фоне белого креста.

— И Четырёхрукий сказал: «Этого ребёнка нельзя оставлять». А Ма сказала: «Нет. Я ждала этого всю жизнь». А Па сказал: «Я не твой брат, дура. Ты не родишь ни Гитлера, ни Клеопатру». И Ма сказала: «Ты врёшь. Это особенный ребёнок, и я его не отдам». И Четырёхрукий сказал: «Ему всего три недели, а он уже делает вещи, которые не понимает». И Смех сказал: «Я боюсь, что он уже всё понимает». А Па сказал: «Он или Она». И Смех сказал: «Нужно делать аборт пока не поздно»…

Я вырываю свою руку у Окси. Я выхожу в центр комнаты.

— Стоп! — говорю я. И все глаза устремлены на меня.

— Кто я такой? — спрашиваю я, обводя помещение взглядом.

Все молчат. Я указываю пальцем на ближайшего ко мне:

— Говори!

— Ты Па. Отец Ракеты, — отвечает он.

— Где Ракета? — спрашиваю я.

— В утробе Ма.

— Где Ма?

Колени отвечающего дрожат:

— Мы не знаем, где она. Мы ищем…

— Кто «мы»?

И все присутствующие опускаются на колени:

— Свидетели Твоего Существования Всуе.

Я — Па.

Я отец Ракеты.

Ракеты Артёмовны, зачатой в день Распятия.

Распятия, цветное фото которого красуется в интернете, в формате JPEG, разрешением 1024x786.

Некто успел сфотографировать, прежде чем меня сняли с креста.

Можете скачать, если хотите. Там отлично виден надрез от ножа рядом с моей мошонкой. Там тридцать семь часов видео в приемлемом качестве, где я говорю и говорю, не останавливаясь. Рядом со мной можно увидеть Окси.

— Ты-то тут каким боком? — спрашиваю я. — Откуда ты взялась?

— Ты сам мне позвонил, — говорит она, — четыре месяца назад. С того света. По телефону Господа Бога. С прямого номера.

— В смысле?

Рыб работал водителем на «скорой»

и трахал медсестру из отделения

интенсивной терапии. Никто уже

не помнит её имени. Это не важно.

Важно, что трахались они рядом с

Палатой, в которой лежал какой-то

чел в полной отключке. То есть в

коме. Рыб успел кинуть ей две

палки (так он говорит) прежде,

чем услышал голос из соседней

палаты. Голос произносил

несколько цифр и «Окси». Плюс

Семь Девять Два Шесть Три… и

так далее. А потом — «Окси».

Это что? — спросил Рыб. Это был чел

в коме. Он, не приходя в сознание,

диктовал телефонный номер. Рыб позвонил.

Окси приехала с видеокамерой выполнять

обещание.

В интернете есть информация о проданном с аукциона гвозде, проткнувшем мою левую руку.

Второй гвоздь, прикрепленный к серебряной цепи, болтается на шее Окси.

— Я твой адепт, — говорит Окси, целуя мои ладони, — твоя правая рука.

Ладони со сквозными незаживающими ранами.

Влажными от сукровицы дырами.

Отметины.

Скарминг.

Стигматы.

— Это наше главное богатство, Па… — говорит Окси. — Главная часть твоего имиджа.

— Я твой продюсер, — говорит она, сбривая под ноль волосы с моей головы.

— Я раскрутила брэнд «Па» на полную катушку, — говорит она, расчёсывая мою

бороду и вплетая в неё искусственные седые пряди.

— Твой e-mail забит до отказа. Десять тысяч писем в день, — говорит она, когда мы едем в микроавтобусе в какой-то underground на окраине столицы.