Руку… сюда. Не бойся… Все хорошо… Не хочешь на кровать? Ну и ладно. Лежи… (Подтащила рюкзак.) Вот так… голову… (Расстегивает ему брюки.) Ты дыши, Сереженька. Расслабься. Все… Я пойду позвоню. Сережа, я быстро, я бегом. (Бежит к двери, вернулась.) Это гроза… Пе-пе-перепад… Снег видишь какой… перепад давления… Сейчас пройдет. Я быстро. (Убежала.)

Какое-то время Ксенин лежит один. Пробежал к выходу в домашних тапочках, тренировочных штанах и в плаще на голое тело Семен. Алла Филипповна и Наташа, вбежав в комнату, захлопотали вокруг Ксенина: мочили полотенце, клали его то на грудь, то на голову. Подняли Ксенина с пола и перенесли за стеллаж на кровать. Голоса, хлопанье дверей – все звуки перекрывает звук трубы Юна.

Старик сделал несколько шагов, ноги его подогнулись, обессиленный, он тяжело упал на землю лицом вниз. Подошел Юн.

Юн. Спасибо, отец.

Старик не ответил.

Юн. Что мне сделать для тебя?

Старик (хрипло). Ничего. Смерти легкой. Нет. Ничего.

Юн (тихо). Молитва твоя услышана, перевозчик. Иди за мной.

Старик медленно встал. Труден и тяжел был его первый шаг, второй немного легче. В третьем уже чувствовалась твердость, четвертый – легок и свободен. Перевозчик оглянулся и… увидел себя лежащим на земле. Затем… протянул над телом руку. Вместо Перевозчика с земли поднялся… Ксенин. Улыбаясь, он перекинул через плечо сверкающий серебром плащ. Обнявшись, они стали подниматься вверх, где уже стояли и с нетерпением ждали — Музыканты. Они о чем-то весело говорили. Трудно было понять: то ли это по-прежнему персонажи, то ли актеры, готовящиеся к поклону. Маэстро взмахнул рукой… И пронзил сердце Ксенина, и вывел в образовавшийся круг полный боли и радости, дитя далекого юга, древний танец. Возникший внезапно здесь, он был как отдохновение после долгого пути, как долгожданное возвращение, как надежда.

А на авансцене плачет, курит, смотрит в белый кружащийся ворох снега Алла Филипповна.

Занавес

Москва, 1984

Домашева Ксения Алексеевна

Собежников Георгий

Нина, его жена

Витька, их сын

Восоркова Лала

Пасюкина Галина

Стоков Геннадий

Ерготун Борис

ЦерЁшко Дмитрий

Штапов

Квартира Собежникова. Перед нами самая большая комната. Прямо в центре раскрыта дверь в коридор. Слева дверь в кабинет Собежникова, справа – в комнату сына. На полу громадный персидский ковер, под потолком великолепная фарфоровая люстра с хрустальными подвесками. Между дверью в комнату сына и центральной – белая с позолотой стенка, где покоятся сервизы, бокалы, телевизор, а вместо книг – коллекция вин. На противоположной стене висит огромная фотография, на которой изображена кинодива со слепящей улыбкой. Под фотографией широкая тахта. Рядом три кресла, белый и тоже с позолотой столик. В комнате Собежников – сорокалетний, ладно сложенный мужчина с открытым лицом, Стоков, ровесник Собежникова, но выглядит моложе, и лоб у него блестит, как у манекена. Две женщины: Восоркова Лала и Пасюкина Галина. Восоркова того же возраста, что и мужчины; внешне очень походит на Собежникова: их можно было бы принять за брата и сестру, но это не так. Пасюкина невысокого росточка, полненькая, бойкая женщина. Кажется, что она вот-вот что-то скажет, но это только кажется: скорость восприятия и ответная реакция у нее несколько замедленны. По накрытому столику можно понять, что идет вечеринка. Собежников говорит по телефону. Все слушают.

Собежников (в трубку). Собежников… Да, отец. Вы уж простите за поздний звонок, но дело в том, что моего охламона до сих пор нет дома… Дома? Понятно, ваш дома. Вот я и хотел… А давно он пришел? Не мать, я. Мать у нас в командировке… Не говорите… Только что? Спросите у него, он не с Витькой был, не с моим?.. Жду-жду.

Восоркова (Собежникову). Теще звонил?

Стоков. А если Витьки там нет? Старики с ума сойдут.

Пасюкина. Рехнутся запростяк.

Собежников. Сколько сейчас?

Стоков. Десять минут первого.

Собежников. Паразит. (В трубку.) Да-да… Делать нечего, только ждать… Надеюсь. Спасибо. Еще раз извините. До свидания. (Положил трубку.) Говорит, были вместе, а может и врет из солидарности.

Стоков. Дружненько встанем, и на поиски. А что?

Восоркова. И где ты его будешь искать?

Стоков. Где? Подвалы, чердаки…

Восоркова. Не сходите с ума. Взрослый парень. Скажите мне, куда Церёшко пропал? Я больше не могу.

Стоков. Димыча хорошо за смертью посылать: долго жить будешь.

Пасюкина. Эй-эй, а у нас че было! Прихватили в подвале… Жорик, помнишь? По пятнадцать-шестнадцать лет соплюшкам. Да кого! И четырнадцатилетки были, а с ними парни.

Восоркова. Жор, давай в ведре пошарим?

Стоков. Лалка, ты с ума сошла.

Восоркова. Ну не могу! Хоть малюсенький какой… Масенький бычочек. Жор, давай?

Собежников. Вынес только. Пусто. Как я промахнулся?..

Пасюкина. Эй-эй, Витюшка в каком?

Собежников. Ладно, Галя… в девятом.

Пасюкина. Ага, сидят себе в подвальчике: винишко, сигареты…

Восоркова. А-а, умираю. Не напоминайте.

Звонит телефон. Собежников берет трубку.

Собежников. Я! Да, я! (Гостям.) Братцы, тихо. (В трубку.) Нина?! Привет! Жена, где ты?! А что такое?! Надолго?! Понятно. Здесь. Сидим, ждем. Вот проклятие. (Гостям.) В порту сидит.

Пасюкина. Где?

Собежников. В Новосибирске, где… (В трубку.) И сильная?! Метель, говорю, сильная?! Нинон, пиши телефон: 24-63-77. Записала?! Спроси Юзефа Аркадьевича… Он в гостиничном хозяйстве… Нет, это домашний. Летом приезжал коронки менять. Все нормально, не сделает – приеду, зубы сниму. Сделает, не волнуйся.

Пасюкина. Дай мне. Дай мне.

Собежников. Галка рвется, Пасюкина. Па-сю-ки-на! Даю. (Передает трубку Пасюкиной.) Метель в Новосибирске.

Пасюкина. Нинок! У нас тоже метель. Ну ты че, обалдела? Ждали-ждали тебя…

Стоков (Собежникову). Надолго?

Собежников. Двое-трое суток.

Пасюкина. Нинка, поздравляю с пятнадцатилетием супружеской!.. Ага! Что кто?! А-а… Генка Стоков, этот, как его… поэт ваш… Точно. Его за сигаретами на вокзал послали, а его все нет. С ума тут сходят. Еще? Ой, (Восорковой) как тебя? С Жоркой в зубном работает… (Восорковой.) Ой, ну как тебя? (В трубку.) Как?! Восоркова?! Точняк, Лала!