Сердце заходится, но при этом меня так и тянет смотреть дальше какая-то странная сила, словно я прикасаюсь к новому, непознанному миру, граничащему с реальностью.

В актовом зале невысокая сцена с тяжелыми бордовыми шторами и стулья, выставленные в ряд. В углу пианино. Андрей наигрывает незамысловатый мотив, разносящийся в пустом зале расстроенными звуками. Мои шаги отдаются эхом, когда я поднимаюсь на сцену и замираю, оглядывая зал.

— Здорово же, да, Ась? — спрашивает Андрей, подходя ближе. Я киваю. — Ну-ка, прочитай мне что-нибудь. Давай, давай, выступает примерная отличница Ася Киреева.

Я даже смеюсь, а Шилов садится в первый ряд, складывая на груди руки, и ждет. Мысли разбегаются. Что я могу ему прочитать? А потом на ум приходят строки из Кортасара. Точнее, это Октавио Пас, но стихотворение было в «Игре в классики», моей любимой книге.

Я читаю вслух, Шилов слушает, внимательно на меня глядя.

— Красиво, — говорит, когда я замолкаю. — Это кто?

Он помогает мне спуститься.

— Кортасара читал? — задаю я вопрос. Он отрицательно качает головой. — Ты что? Обязательно нужно. «Игра в классики» — это просто что-то нереальное.

Я сбиваюсь, ловя его изучающий взгляд и легкую улыбку, касающуюся уголков губ.

— Надо же, — замечает он, — хоть что-то вызывает у тебя эмоции.

Опустив глаза, я отворачиваюсь и иду к окну, внутреннее стекло отсутствует, а внешнее все в трещинах, расползающихся от вмятины, словно кто-то кинул в окно камнем, но не разбил.

Веду по трещине пальцем, а Шилов говорит:

— Обрежешься, Ась.

— И что? — говорю тихо. — Это не больно. Не так больно, как…

Не договариваю, словно только поняв, что произнесла это вслух. Отдернув палец, разворачиваюсь и ловлю хмурый взгляд.

— Извини, — говорю Андрею и, обойдя его, иду на улицу.

Переведя взгляд на Влада, я вздохнула.

— Пока не знаю, — сказала ему, — надо подумать.



Он, сощурившись, поглазел, но кивнув, завел двигатель. Домой мы ехали молча, я смотрела в окно и думала, правильно ли поступаю? Ответа не было. Но судя по тому, что еще лежит в посылке, финал близко. И я почти уверена, что об этом не стоит пока никому говорить.

Дома мы пообедали, а потом Влад сказал, что ненадолго отлучится. Как только за ним закрылась дверь, я подалась в кухню к окну. Смотрела, как он выходит, как идет к машине. Он, словно почувствовав мой взгляд, резко обернулся и взглянул на окна. Подавив первое желание отскочить, я махнула ему рукой. Влад вдруг улыбнулся и, ответив тем же, сел в машину и уехал.

А я так и стояла, пытаясь унять дрожь. Потому что внутри появилось странное тревожное предчувствие. Что скоро все кончится. И я больше никогда его не увижу.

Вернувшись в свою комнату, я открыла сумку и вытащила пакет. Поколебавшись, залезла и достала, как я и подумала, только заглянув внутрь, паспорт. Открыв, уставилась на свою фотографию. Серова Александра Матвеевна. Вот так. Интересно.

Следом я вытащила еще один листок, тут же поняв, что это билет на самолет. Точнее, проплаченный билет с открытой датой. На имя, указанное в паспорте. Все, что мне нужно, это приехать в аэропорт и улететь ближайшим рейсом… в Черногорию. Наверное, в Черногорию, судя по вложенному буклету.

Я вздохнула, отложив документы. Что же ты задумал Андрей? Хотел, чтобы я уехала? А зачем тогда все эти документы на брата, на Косницына? Или разгадка ждет меня там, в заброшенном лагере в Сосново?

Я не знала ответа на вопрос. Убрав документы, взяла в руки телефон. Покрутив его, открыла сообщения. Я все удалила, но номер сохранила.

Немного подумав, написала:

«Помоги мне».

Не знаю, что это было — крик отчаянья? Потому что мне вдруг стало страшно… Я даже не просто чувствовала, была уверена в том, что скоро все закончится. Только что меня ждет в этом финале?

Ответа я не получила, но почему-то успокоилась. Словно знала: меня услышали. И это странное спокойствие растеклось по телу, занимая все пространство, вытесняя волнение, страх.

Влад пришел около десяти вечера, я вышла его встретить, он усмехнулся, снимая куртку.

— Все в порядке? — задала зачем-то вопрос.

— А у тебя? — ответил он.

Подошел вплотную, рассматривая лицо. Я не могла отвести взгляд. Нет, вру, могла. Не хотела. Если скоро все кончится, я хочу продлить наши с Владом последние часы, наполнить их нами, чтобы не осталось ни одной секунды пустоты без него.

Я потянулась, вставая на цыпочки, обхватила его за шею и поцеловала. Влад, поначалу растерявшись, начал отвечать, между поцелуем говоря:

— Аська, я с мороза, руки холодные.

— А мне плевать, — ответила я и, отстранившись, добавила: — Хочешь, я тебя согрею?

Его взгляд изменился настолько, что я даже поверила: он помнит те мои слова на даче в Комарово. Но пусть я это придумала, мне все равно. Сейчас я готова отдаться своим фантазиям.

— Ась… — прошептал он. — Ты… — закрыл на мгновение глаза, усмехнувшись, снова открыл, но так ничего и не сказал.

Начал целовать, обжигая холодными ладонями мое тело. Подхватив, понес в свою комнату. И весь мир перестал иметь значение, потому что остались только мы с Владом, и этого было более, чем достаточно. И если бы я могла, я бы весь этот чертов мир отдала, чтобы эта ночь никогда не кончалась.



Я проснулась раньше Влада, за окном светало, синь ночного неба рассасывалась, уступуя место серому дню. Приподнявшись на локте, я рассматривала Влада. Даже во сне не виделось умиротворения и расслабленности, словно на его лице навсегда застыла хмурая маска.

Не удержавшись, провела рукой по легкой щетине, Влад вдруг улыбнулся. Ресницы задрожали, он открыл глаза. Увидев меня, улыбнулся шире.

— Доброе утро, — сказала я ему. Влад, взяв мою руку, поцеловал пальцы.

— Доброе, — сказал, как подтвердил.

Мы немного посмотрели друг на друга, потом я потянулась за поцелуем, и мы, конечно, увлеклись.

Уже после душа, когда завтракали, я сказала:

— Я вспомнила место.

Влад замер, перестав жевать. Бросил на меня взгляд.

— Это детский заброшенный лагерь в Сосново, — продолжила, глядя на него. — Давай съездим туда?

Влад, немного подумав, кивнул.

— Хорошо, поедим, и в дорогу.

Он доел первым, ушел в комнату. Я тщательно собралась, думая о том, что, скорее всего, сюда не вернусь. Сердце заходилось разными ритмами, а то просто застывало в груди. Оно не хотело снова испытывать боль, но тут я ему не помощник. За счастье всегда надо расплачиваться, даже если оно было коротким.