ОУН антиеврейские акции проходили не только в немецкой, но и в венгерской зоне оккупации, причем венгерские войска и администрация достаточно часто препятствовала погромам.[455] На наш взгляд, это дополнительно свидетельствует о инициативном характере проводимых активистами ОУН погромов: ведь, в отличие от нацистов, венгерские оккупанты к лету 1941 г. не имели планов уничтожения евреев.

В заключении следует отметить характерную особенность Холокоста по-оуновски: евреи не были ни единственной, ни главной жертвой украинских националистов. Поляки и сочувствующие советской власти украинцы уничтожались боевиками ОУН и УПА одновременно с евреями и, как правило, в большем числе. Массовое уничтожение «чужинцев» и «предателей» оказалось одной из главных характеристик радикального украинского национализма. Эта тень падает и на тех, кто от имени современной Украины возводит боевиков ОУН и УПА в ранг национальных героев.

IV. МАРТИРОЛОГ, ИЛИ МУЧЕНИЧЕСТВО И СВИДЕТЕЛЬСТВО

Мечислав Альберт Кромпец

Люблинский католический университет

Тень неосужденных преступлений

Сегодня, на пороге третьего тысячелетия, после атаки на наиболее сильную мировую державу, когда во Всемирном торговом центре, здании, символизирующем экономическую мощь Соединенных Штатов Америки, нашли смерть более 3 тысяч человек, проблема терроризма стала особенно различима. Однако, не будем забывать, что терроризм существует давно, хотя на него закрывали глаза. Десятками лет, пока ему не было ни названия, ни лекарств, он потихоньку развивался, рос и набирал силу. Нападение 11 сентября 2001 г. может иметь переломное значение ввиду повсеместного осуждения террористических действий и объявления войны терроризму практически всей мировой общественностью.

Сегодня я сочувствую американцам, которых коснулась эта трагедия, но одновременно во мне оживают воспоминания о терроре, который коснулся поляков на Кресах[456]. И приходится с горечью констатировать, что терроризм мог стать первоочередной проблемой в мире только тогда, когда тысячи людей были погребены на глазах миллиона телезрителей под развалинами величайшей постройки в самой могущественной державе мира. В то время как того, что случилась уже почти 60 лет тому назад на Кресах, публичное мировое общественное мнение не осудило и не заметило. А ведь там безумствовал ужасный массовый террор огромного масштаба. Трудно было бы найти в истории человечества подобное нагромождение ужасных преступлений. Они поражают как своими размерами, так и способами совершения. Хорошо, что сейчас начинают публиковаться книги, документирующие эти события. Они показывают (а книга «Терроризм на По-долье»[457] тщательно делает это), каким образом, население Кресов, многие годы проживавшее в согласии, разделилось на две группы: преступников и жертв.

Я вырос на Подолье, под Збаражем. Естественно, с русинами, как мы тогда их называли, мы жили как в одной семье. Мы признавали их праздники и навещали их в их домах точно так же, как и они нас. До сих пор я помню украинские колядки и думки; так же и они пели наши. Никто не удивлялся, когда время от времени они приходили на службу в наш римско-католический костел, а мы в их церковь. Точно так же местная культура требовала, чтобы к русину, т. е. к украинцу, не обращались по-польски, а только по-русински, т. е. на украинском языке. Доверие было столь большим, что даже когда началась резня, в некоторых польских деревнях люди, вопреки фактам, до конца не верили, что им может что-то угрожать со стороны их соседей.

Однако братская связь поляков и украинцев на пограничье понемногу ослабевала и заменялась элементами национальной ненависти. Этот процесс, инспирированный еще Австрией, был доведен до трагического финала международным, главным образом гитлеровским, терроризмом. Сами по себе убийства польского населения — это результат холодного расчета руководящих кругов украинских националистов. Эти люди организовали националистические украинские банды, чтобы при помощи террора, направленного против безоружного населения, изгнать поляков с земель, принадлежавших — по их мнению — им. План был прост: нужно убить часть польского населения таким образом, чтобы остальные в ужасе убежали сами. Подобного эффекта при помощи подобных средств пытались достичь террористы, атаковавшие Международный торговый центр и другие цели в Америке. Смерть тысяч невинных людей должна была устрашить остальных. Этот крайний и наиболее извращенный вид терроризма, подразумевающий достижение политических целей путем массового истребления гражданского населения, точно так же зарождался и развивался на наших польских землях в националистических украинских кругах. В период межвоенного двадцатилетия stricte[458] террористические организации создавал проникшийся гитлеровской идеологией Ев-ген Коновалец. За ним шли Степан Бандера, Андрей Мельник, Роман Шухевич[459]. Это националисты, разработали и применили политику террора, чтобы — как они думали — освободить Украину и ее народ от угнетения поляков. К своей кровавой деятельности они приступили еще до начала Второй мировой войны. Существенным моментом было убийство министра внутренних дел Перацкого[460], за что к пожизненному заключению был приговорен Бандера, который, однако, в виду гитлеровской агрессии, был выпущен на свободу. Момент зарождения террора и его рост на польском пограничье я запомнил еще ребенком. Еще до 1930 г. украинские националисты сжигали польские хлевы и снопы хлеба. Я помню угрозу, исходившую от пылавших в ночи огромных скирд пшеницы, когда в моей родной деревни Березовице Малой уничтожали урожай богатого хозяина, пана Конопацкого[461]. Самое страшное было еще впереди. Через 10 лет с небольшим тот же самый Конопацкий погиб, когда украинские националисты сняли с него кожу живьем…[462]

В моей родной деревне и в сотнях ей подобных происходили вещи, которые невозможно себе представить. Головы младенцев разбивали о стены. Детей вешали на кишках их матерей. Священников распиливали на части и складывали в бочки и корыта, или прибивали гвоздями к дверям костелов. Неосужденные преступления порождают новые. Страшный террор, который захлестнул ни в чем не повинное польское население на бывшем пограничье Речи Посполитой, никогда не был осужден, и даже, в определенном смысле, снискал молчаливое одобрение. Преступники до сих пор не признают своей вины, а мир их не осуждает. Позже терроризм кочевал с места на место. Он, во имя различных безумных идей, абсолютно безнаказанно нападал и убивал. И только когда терроризм нанес удар по самому могущественному государству современного мира, ему объявили беспощадную войну. Если бы все же его сумели вовремя заметить, если бы геноцид на Восточном пограничье Польши в 1942–1945 гг. встретил осуждение мировой общественности, и виновные были