– Очаровательный дом, история которого уходит корнями в средние века. – Поппи, вся в облаке аромата от Живанши, сопровождала потенциальных покупателей и заливалась соловьем. – Любовно отреставрирован хозяевами, живущими сейчас за границей. Изумительное зонирование внутреннего и внешнего пространства. Недвижимость в Котсуолде – это перспективнейшее вложение денег.

После каждого визита Поппи говорила с воодушевлением:

– Чудные люди. Я уверена, что они клюнули.

С каждым новым визитом к ее песне добавлялся новый куплет:

– Убедитесь своими глазами – великолепный ухоженный сад. Практически частное владение. Соседи просто бесподобные. Сколько нетронутой природы – птицы, ежики, лисы! Кого вы тут видели, мисс Джемисон?

– Мм… Барсука.

– Барсука! Потрясающе!

После того, как Поппи деликатно посоветовала Эллен немного привести себя в порядок, словно та была потрепанной софой, нуждавшейся в перетяжке, девушка решила, что поток посетителей нужно контролировать. Теперь она поняла, что Ллойд имел в виду, когда говорил про туристов с фотоаппаратами, которые развлечения ради ходят осматривать дома, выставленные на продажу.

– Вы писательница? – спрашивали они у Эллен, заметив ноутбук на кухонном столе. Их очень возбуждала мысль, что они осматривают дом, который будет увековечен в каком-нибудь романе.

– Нет, я составляю план путешествия, – отвечала Эллен.

Она всерьез занялась планированием путешествия, чтобы отправиться в путь немедленно, как только будет подписано предложение о покупке. Поппи заверяла ее, что дом уйдет в два счета за тройную цену.

Эллен наводила справки через Интернет, посылала бесконечные запросы по электронной почте. Послания Ричарда она малодушно не открывала. У нее не хватало сил выносить его слезливо-агрессивную риторику. К стыду своему, она и вспоминала о нем все реже и реже.

Все мысли Эллен были заняты Шпорой. При этом ее гордость мучительно страдала от того, что он значит для нее все, а она для него – ничего, но избавиться от наваждения она не могла. Встречать она его совсем не встречала, хотя знала от Фили, что Шпора ежедневно выгуливает Отто. Если учесть, что Эллен тоже выгуливала Сноркел, часто и подолгу, не обходя стороной ни одной дорожки для верховой езды, то напрашивался вывод, что он с необыкновенным усердием избегал ее.

Все больше времени Эллен проводила в домике Фили. Она пила крепчайший кофе, рассматривала ее работы и с жадностью слушала бесконечные истории, похожие на сказки.

– Бог его знает, когда я теперь закончу бюст Годспелл, – пожаловалась как-то Фили. – Эли посадил дочку под домашний арест за то, что она допоздна проторчала в «Лоудз Инн» да еще и напилась. Он любит иной раз проявить отцовскую власть. Так, однажды он на целое лето запер Еноха в бараке за то, что тот принес из школы номер «Плэйбоя».

Эллен заметила, что большинство рассказов Фили вращались вокруг персоны Эли Гейтса и его семьи.

– Похоже, Эли готовит сюрприз к своему летнему празднику, – поделилась Фили. – Обещай, что ты обязательно придешь.

– Не знаю… Может быть.

– Я думаю, он хочет объявить грандиозную новость и явно что-то замышляет. Когда Гейтс собирается обстряпать важное дельце, об этом очень легко догадаться. Он начинает класть в церковную копилку двадцатифунтовые банкноты. Подкупает боженьку.

Эллен подумала – хоть бы он обстряпывал какое-нибудь другое дельце, а не покупку Гусиного Дома по бросовой цене.

– Послушай, а не он ли подложил мне дохлого барсука?

– Сколько можно говорить, Эллен? Это Шпора. Больше никаких подарков от него не получала?

– Нет. Я вообще его больше не видела.

– Надо думать, он очень занят. Пикси говорит, что видела его с Рори в Верхнем Спринглоуде. Отто стоял привязанный возле «Плуга», а эти два красавчика развалились в пивном дворике, – рассказывая, Фили трудилась над статуей русалки.

Эллен невесело улыбнулась. Всякий раз, когда разговор заходил о Шпоре, она старалась вытянуть из подруги побольше сведений, пока мотылек не перепорхнул на другую тему.

– Скажи, а почему он все же уехал тогда из города?

– Когда человек садится в тюрьму, то обычно покидает отчий дом.

– Его посадили, когда ему было девятнадцать, а уехал Шпора из Оддлоуда несколько раньше, разве не так?

– Да, так. На пару лет раньше. – Ваятельница налепила бородавку на нос глиняной русалке.

– Что же такое он натворил?

– Как ты думаешь? – Фили взглядом просила Эллен уняться, но та умирала от желания узнать правду.

– Понятия не имею!

– Подумай хорошенько. Какой грех, по-твоему, самый страшный? Вспомни Эдипа.

– Переспал с матерью и убил отца?

– Тепло. Попробуй еще раз. – Фили сняла бородавку с носа русалки и перенесла ей на плечо.

– Переспал с отцом и убил мать?

– Может быть, ты не обратила внимания, но оба его родителя живы.

– Переспал с обоими родителями и убил лабрадоров? – Эллен надоело играть в угадайку. – Скажи мне сама.

– Попробуй рассуждать логически. Подумай о том, как все его ненавидят. О том, сколько горя Шпора причинил, сколько сердец разбил, сколько жизней испортил. Он уехал в спешке. Двенадцать лет не показывался, а мы все еще ненавидим его. Подумай об этом хорошенько. И после того, как все обдумаешь, ты перестанешь говорить со мной о нем так, словно он невинный маленький лорд Фаунтлерой. Потому что это не так. Совсем не так Я устала тебе это повторять. Шпора – очень дурной человек.

Эллен испугалась, что Фили так сильно расстроилась. Ей было страшно поссориться с ней, но еще страшнее теперь было узнать, что же Шпора совершил.

– Прости меня, – сказала Эллен.

Фили шмыгнула носом:

– Давай не будем об этом.

Гостья охотно переменила тему.

– Когда приезжает Дилли?

– Последний экзамен завтра. Сразу после этого девочек разрешают забрать. Ее подбросят Фуллертоны. Я собираюсь закатить пир горой. Что-нибудь рыбное из тайской кухни, а? Неплохо?

Вернувшись вечером домой и просматривая электронную почту, Эллен не удержалась и набрала в поисковой системе имя «Джаспер Беллинг». Она получила длинный список ссылок. Большинство статей было посвящено закату политической карьеры сэра Джона и суду над Шпорой, приговорившему его к тюремному заключению. Он не погрешил против истины, сказав, что подделывал не только чеки. Молодой азартный Беллинг подделывал абсолютно все: старинные рукописи, рецепты, налоговые декларации, карандашные рисунки Маннинга. Все было подвластно его таланту, и Норманн Джентли, видимо, восхищался им не без основания.