— Привет, сестрёнка, — Володька промокнул губы платочком, — а мы с девчонками решили зайти. Спасибо папе, что накормил нас.

— Не за что, — ответил, не оборачиваясь, дед и пошел на кухню.

— Хорошо хоть папа, а не «старик», — тихонько сказала я.

— Да, укатали сивку крутые горки, — неожиданно произнес Володька, — если бы ты знала, как я раскаиваюсь, как мне жаль…

Лицо мужчины покраснело, глаза увлажнились. Похоже, он еле сдерживался, чтоб не заплакать. Притихшие девочки старательно работали ложками и не поднимали глаз от тарелки.

Вернулся из кухни дед, поставил передо мной тарелку аппетитного горячего супа.

— Спасибо, папа, — сказала и я, поймав себя на том, что впервые так назвала его.

— Да все нормально, что вы заладили, — дед сел на свое место, — ешьте давайте.

По его взгляду я поняла, как он рад, что мы все у него есть. И даже собираемся иногда за большим столом.

— Как Нинка? — спросила я у Володьки.

— Да как, плохо, — пожал он плечами, — недавно опять в больницу увезли. Врач же говорил, если хуже станет, вызывайте «скорую». Ну, вот мы с тещей и вызвали.

— Так теща к вам перебралась?

— Да, с нами теперь живет. А по-другому не получалось никак. Альбина, я уже говорил, пока тебя не было. И опять скажу, для тебя. Вы тоже приходите к нам в гости, ладно?

Я взглянула на Володькиных дочек. Обе выглядели не по-детски серьезными. Ну еще бы. Хоть и маленькие совсем, а все понимают.

Неожиданно раздался звонок в дверь. Ритка сорвалась со своего стула и побежала открывать. Из прихожей донеслись восторженные голоса, и вскоре в зал вошли Маша с Юрочкой. Началась оживленная кутерьма, приветствия, разговоры.

— Так, Маша, Юра, — сказал дед, — мойте руки и тоже садитесь за стол.

Я пошла на кухню за чайником. И такое чувство меня охватило — как будто все силы разом вернулись. Как будто и не было этого отвратительного рабочего дня.

Глава 21

Однако, поесть новым гостям была не судьба. Юрочка, едва вернувшись в зал после мытья рук, попал в водоворот Риткиного веселья и воодушевления.

— Побежали на улицу!

— А ты обещала Хомочку показать, — напомнил мальчик.

— Ой, так мы и ее с собой возьмем!

Тут я, конечно, вмешалась:

— Никаких улиц. Хомочка у нас домашнее животное, и на улице ей совершенно нечего делать!

— Ну и ладно, с Хомочкой мы потом поиграем! А сейчас бежим, я в соседнем дворе такой турник нашла! — и Ритка потянула братика за собой.

Надо будет объяснить ей потом, чтобы не вздумала водить на улицу хомячку. Не дай Бог, убежит и потеряется. Или заразу какую поймает.

Володькины девочки тоже оживились, глядя на своих двоюродных брата и сестру. И побежали за ними.

Маша уселась было за стол, и даже поднесла к губам кружку с чаем. Но скромной девушке быстро сделалось неловко — потому что Володька не сводил с нее пронзительных глаз.

— Дядь Лёнь, я, пожалуй, тоже пойду на улицу, хорошо? А то дети в соседний двор побежали.

— И что? — не понял дед. — Ты удивишься, наверно, но они не только возле дома играют.

— Все равно, я лучше присмотрю. Извините.

Она стремительно вышла. Хлопнула входная дверь.

— Ну и что ты на нее так уставился? Дырку хотел прожечь? — упрекнула я Володьку.

— Да ничего я не уставился.

— А то я не вижу.

Дед принялся убирать со стола, и я встала, чтобы помочь. Потом мы сложили стол и поставили его на место — в угол, рядом с балконной дверью. За окном было еще светло, летний вечер горел жаркой истомой в облаках, подсвеченных яркими солнечными лучами. Шелестел ветерком в ветвях деревьев, в золотых шарах и космеях на клумбах под окнами.

— Если бы ты знала, сестренка, — заныл Володька, — как мне жаль, как жаль, что все так получилось!

— Нам тоже жаль, уж поверь, — я привычно опустилась в свое любимое кресло рядом с журнальным столиком.

— Да я про Машу, — неожиданно признался он, — вот смотрю на нее и думаю: ну какой же я остолоп, какой дурак!

— Не переживай, ты не дурак. Ты просто подлец. И предатель.

— Ох, Альбина, — Володька скривился, как будто его заставили отведать теплого пива в жаркий день, — вам, женщинам, такого не понять. А я, как увидел Нинку, так дышать без нее не мог, понимаешь? Как будто вся планета остановилась, а в голове только и стучит: «Нинка, Нинка». Молодая, красивая, женственная.

— А Маша разве не такая?

— Я ж говорю — вам, женщинам, не понять. Да я же летал, как на крыльях! А после свадьбы началось — требования, скандалы, склоки. С моими ста… — он опасливо взглянул на меня, — родителями она ругается, на моих друзей плюет, с их женами скандалит. Понимаешь, я понял, что живу с ненормальным человеком. И тогда я дал себе слово — как только девчонкам восемнадцать исполнится, в тот же день я от Нинки уйду.

— Так долго терпеть? — ужаснулась я. Ведь его дочкам сейчас лет шесть, не больше.

— Так это же его дети, — встрял дед, — можно понять. А теперь куда он уйдет, раз жена болеет?

— Теперь да, никуда не денется.

— А сейчас смотрю на Машу, — продолжал Володька упавшим голосом, — и так мне тошно! И так я себя ругаю! Ну как же можно было через три дня знакомства бежать на ком-то жениться, когда рядом была прекраснейшая из женщин? Как кошмарный сон какой-то. Хочется время назад отмотать и не совершать такую ошибку. И чтобы все по-прежнему, и чтобы мы вместе с Машей растили Юрочку…

Он запнулся и замолчал, видимо, борясь с желанием заплакать.

Я взглянула на деда:

— Ты ему водки не наливал случайно?

— Нет, что ты! — испуганно замахал тот руками.

— А чего он разнылся-то?

— Да тяжело мне, понимаешь? — Володька постучал себе кулаком в грудь. — Так тяжело, как никогда в жизни! Только теперь понять, что я, дурак, натворил, — врагу не пожелаешь. Смотрю на Машу и понимаю — вот