Мать остановилась, влепила звонкую пощечину взрослой дочке.

– Сама родное дитя продала. Теперь уж поздно.

– Ничего не поздно. Не поздно ничего, слышишь?

– Замолчи, не ори на всю деревню! – пыталась утихомирить Иру мать.

– Деревня! Плевать я на вашу деревню хотела, повымирала да поуезжала вся ваша деревня, все поля бурьяном заросли. Дочку заберу и в город увезу! Уйди, уйди от меня!

Ира отпихивала мать и упала, потеряв равновесие…

Архитектор и Мария Ивановна собирались уезжать. Машина их стояла у дома Симы. Учительница обняла Серафиму, которая таким же каменным изваянием стояла у ворот.

– Детей береги! Они теперь одна твоя подмога и отрада. А мы всегда с тобой. Не бойся, через пару дней вернемся, мы тебя не бросим, Симочка. Никогда не бросим!

Вдруг они увидели, как по дороге к дому шла Ира. В руках она несла большущую куклу.

– Приперлась стерва! – ошалела Мария Ивановна. – А ну стой, Вася, мы никуда не едем.

Ира подошла ближе.

– Ну здравствуй, доченька. Это тебе! – Она протянула красивую куклу Валюше.

Валюшка испугалась, прячась за спину Симы.

– Я, доченька, твоя мама родная. А не эта тетя! Я… я! Слышишь, я!

Мария Ивановна взорвалась:

– Да уйди ты, бесстыжая! В такой момент отношения выяснять, посовестилась бы!

Сима жестом остановила ее.

– Мама, мама, что тетя такое говорит? – переспросил Ваня.

Серафима быстро отправила его в дом. А сама не ушла. И дочь не увела. Молчала, глядела, что дальше будет.

– Доченька, подойди ко мне! Вот тебе кукла красивая. Я тебе еще сто таких куплю! Тысячу! И платьев много и бантиков. И мы в город с тобой уедем, доченька, миленькая моя! – уговаривала Ира испуганного ребенка. Она упала перед девочкой на колени. – Пойдем со мной, Валечка, пойдем же, детка! Вот, бери куколку в ручки!

Вдруг девочка с силой отшвырнула куклу.

– Не хочу тебя! И куклу твою не хочу! Ты чужая, ты плохая, уходи! Уходи!

– Слыхала? Уходи, Ирка. Уезжай, – произнесла наконец Сима, – чужая ты ей.

– Ничего! Жизнь еще все по местам поставит! Не бывать Вальке твоей дочкой. Моя она! Моя! Моя! – бесновалась Ира. – Подрастет, все поймет, все узнает! Ненавижу тебя, ненавижу!

– При дочке-то не ори. Три дня только как схоронили Витю. Совесть имей! – уговаривали Иру учительница с мужем.

– А нет у меня совести, нету, ясно вам? С Витькой спала всю жизнь и дочку свою отниму, дайте срок только! А эта… Пусть ей дня счастливого больше не будет! Ни одного! Никогда! Жаба! – вопила Ира.

Вот уже полгода прошло. Сима рыдала на могиле мужа, так рыдала, что земля тряслась.

– Зачем жить теперь, Витя? Для чего? Что ж ты сделал со мной! Что ж ты ушел так рано, что ж ты меня бросил?

Голосила она так, что над всей деревней, над полями, просторами, над речкой слышен был ее бабий рев. Да не рев даже, а вой.

– Что ж ты наделал со мной? Ви-тень-ка!

Ваня с сестренкой робко подошли к могиле. Мальчик потрогал мать за плечо.

– Мама, пойдем, пойдем, мамочка! Ты тут уже пятый час лежишь. Пойдем, мам, Валька голодная! – просил Ваня.

Сима очнулась. Глянула на детей – слезы вмиг высохли. Встала, во весь рост поднялась, вся в земле, грязная. Дети стоят перед ней. Отряхнулась Сима. Подошла к ним.

– Пошли, детоньки. Пошли домой. Голодные вы у меня. Идем, идем… – И повела их домой. Потому что одна у нее забота и отрада – Ваня да Валечка…

На поляне у кладбища пасся конь.

– Мам, смотри, на нашего Кипариса похож, – показал на коня Ванька.

Сима остановилась. Залюбовалась на коня. Гулял конь по поляне, гривой тряс. Увидел Симу с детьми, заржал – будто радостно.

Сима обняла детей.

– Ничего, Ванечка, будет тебе еще и Кипарис, и других лошадок много!

– Папа ведь их любил?

– Папа и нас всех любил. И мы его любили. Очень. Мы всегда его помнить будем. И он всегда будет с нами. Пойдем.

В городском кафе за столиком сидели Ира и Пал Палыч. Она сама позвала его на встречу. Пал Палыч ласково улыбался.

– Вот и умница, что пришла. Прощаю тебе все твои дурацкие выходки. Понимаю: нервы! Много ты глупостей натворила, Ирочка, но все это поправимо, если слушать меня будешь. И помогать. Ты на Леньку, односельчанина своего, погляди: верно мне служит и хорошо за это имеет. Я своих друзей не забываю!

Ира печально кивнула.

– Мы с тобой друзья. А может, даже больше чем друзья, а? – Пал Палыч взял ее руку в свою.

Ира снова кивнула, не отнимая руки.

– Подлечиться тебе надо. Алкоголем совсем себя вымотала, не дело это. Отправлю тебя в теплые края, в далекие, но хорошие. А вернешься – новой жизнью заживешь. И дочку вернешь. И Серафиме отомстишь. Помогу тебе, помогу, если служить мне будешь честно. Ну так да или нет?

– Да… – тихо согласилась Ира.

Знала – никто ей больше не помощник, нет у нее ни друзей, ни родных.

2006 год

Сима шла вдоль своих заново отстроенных владений: новой фермы и конюшни. Вот открытая левада, где гуляют кони и маленькие жеребята. За ней поле, засеянное клевером и люцерной.

Симу сопровождали Полина и два телевизионщика. Один Симу расспрашивал, а другой снимал на камеру.

– Ты расскажи людям с телевидения, с чего все начиналось? – просила Полина.

– Так с отца, – отозвалась Сима. – Он колхозных коней пас. Меня в три года в седло посадил. Потом, когда я уже выросла, а колхоз долго жить приказал, мы с мужем покойным землю в аренду взяли. Полина Сергеевна тогда помогла из Москвы жеребца и кобылку чистопородных приобрести… Спалили нам в тот год ферму. Ну да, мы всякое пережили… Теперь у нас таких чистопородных лошадок тридцать. В прошлом году наш жеребец Орлик выиграл приз элиты в области. А два русских рысака выступали на ипподроме в Москве.

– Значит, рысаков разводите? – поинтересовался журналист.

– Да не только. Вот пойдемте, что покажу! – повела за собой Сима.

Сима шла вдоль денников, где содержались лошади.

– Это вот кобыломатки, тяжеловозы. – Она засмеялась. – Я сама как тяжеловоз. Вот уж много лет назад впряглась в это дело, а только бросить не могу – люблю очень. Хотя, если по-честному, не самое, наверное, прибыльное на свете дело! Лошадь-то вырастить – это как ребенка! Ее ведь калечить дурным воспитанием нельзя. Добротой надо, лаской и только. Ни грубости, ни крика – с лошадками ни-ни! Тогда они и становятся друзьями.