будто заглядывает в душу и выведывает все мои секреты. Все чертовски болит: задница, мышцы бедер и икры. Пусть я сильный, но, оказывается, гибкости очень не хватает.

Лежа на полу, я поднимаю ноги, а Стейси наваливается на них всем весом и наклоняется вперед, растягивая мышцы задней поверхности бедер.

Джей-Джей и Генри возвращаются домой как назло в тот момент, когда я издаю стоны с задранными ногами. Мне не видны их лица, но я слышу смех Джей-Джея.

– Стейси, я следующий.

Генри стоит рядом с нами, склонив набок голову, и пытается понять, что мы делаем.

– Анастасия, не странно ли, что из вас двоих именно ты находишься с этой стороны?

Она надавливает чуть сильнее, и мои мышцы кричат от боли. Мне это нравится и одновременно вызывает ненависть, но из-за неудобства я пропускаю, что говорит Генри, и слышу только ответ Стейси:

– Знаешь, Генри, это и правда как-то странно.

Хотя ребята и отыгрываются на мне, я рад, что они все время отвлекают Стейс, не давая ей думать об Аароне. Он оборвал ей телефон своими извинениями. Писал, что ляпнул сгоряча и не хотел кричать на нее. Но она обижена и сомневается в том, что правильно для нее.

Я подслушал, как она сказала себе, сбросив десятый звонок Аарона: «Дружба важна, но не менее важно жить в здоровой обстановке. Все должны совершенствоваться».

Я каждый день говорю, что она может оставаться у нас сколько хочет. Пусть я эгоист, но мне нравится, когда она все время рядом, да и ребятам тоже. Они так же, как и я, хотят, чтобы она жила с нами, и обозвали меня придурком, когда я предложил забронировать для нас двоих номера в отеле. Они тоже не хотят, чтобы она возвращалась к Аарону.

Приходит Лола, нюхает то, что приготовил Робби, а потом они с Анастасией заявляют, что от такого количества тестостерона вокруг у них плавятся мозги, поэтому я оставляю их смотреть кино в чисто женской компании.

Не хочу злословить по поводу ежедневника, но Стейси заполняла свое время всякой ненужной фигней. Жизнь в нашем доме стала для нее культурным шоком: тут ничего не делается когда положено.

Я вижу, как Анастасии непривычно жить не по расписанию, поэтому как могу стараюсь придерживаться ее графика. Но не забываю напоминать, что иногда полезно менять планы – например, внезапно сходить на романтический фильм.

Высадив ребят, я сворачиваю на подъездную дорожку и замечаю на своем парковочном месте незнакомую машину. Телефон звонит в тот момент, когда ключ поворачивается в двери. Дверь открывается, и мне не нужно спрашивать, кто звонит и зачем.

– Натаниэль, – отрывисто говорит отец, – рад видеть, что ты жив-здоров.

– Что ты здесь делаешь? – выпаливаю я.

– В доме, за который я плачу и в котором живет мой единственный сын? Или вообще в Калифорнии?

Властность из него так и прет. К горлу подступает желчь. Не представляю, как нам с Сашей удалось не стать такими же, как этот отвратительный человек, который нас воспитывал.

Внешне я похож на него как две капли воды. Такие же волосы, глаза, черты лица. К сожалению, нет никаких сомнений в том, что я его сын. Но его личность… Господи боже! Это все равно как если бы у меня был характер Аарона, а то и хуже.

– И то и другое, – говорю я.

– Ты не отвечал на мои звонки.

– Ты пролетел тысячу миль только потому, что я был слишком занят, чтобы ответить на звонки? Серьезно?

Я даже не заметил, что ребята здесь, пока не уловил краем глаза, как они проскользнули в кабинет. Мне всегда становится неловко из-за отца, потому что у друзей такие хорошие родители. Матери Генри живут в Мейпл-Хиллс и все равно не приходят без предупреждения.

– Я приехал, потому что у меня дела в Калифорнии. Попутно решил тебя проведать.

Он любит прикидываться заботливым отцом, причем очень убедительно, если не знать его.

– Я же сказал, ты не отвечал на мои звонки.

Я сижу на диване в такой же позе, что и человек в кресле напротив. Визит очень подозрительный; я чую неладное.

– Что за дела у тебя в Лос-Анджелесе? Ты знаешь, что здесь не бывает снега?

– Не делай вид, будто что-то знаешь о семейном бизнесе. – Его маска добродушия тут же слетает. – Ты же не против тратить семейные деньги на обучение, дом и машину за сто тысяч? А вносить свой вклад тебе не нравится.

Я упираюсь локтями в колени и со вздохом наклоняюсь вперед, стараясь не ввязываться в спор, который мы ведем с тех пор, как я окончил школу и заявил, что не буду изучать бизнес в Колорадо.

– Папа, зачем ты приехал?

– Твоя сестра несчастна.

Да неужели?

– Ты должен поговорить с ней, – продолжает отец. – Она сказала, что хочет бросить лыжи.

Саша не хочет бросать лыжи. Наверняка она сказала так, чтобы он ее выслушал.

– Что еще она говорит?

Он хмурит брови и потирает бороду. Вот черт, у нас даже манеры одинаковые.

– Что ты имеешь в виду?

– Она же не просто подошла и сказала, что хочет бросить спорт. Она попросила о чем-то еще, что ты проигнорировал? Чего она хочет? Боже, мне нужно учить тебя обращаться с твоим собственным шестнадцатилетним ребенком?

– Следи за тоном, Натаниэль.

– Ты ее хотя бы выслушал? – Я повышаю голос, внутри начинает бурлить гнев. – Она тебе не скаковая лошадь, она девочка. Смысл ее существования не в том, чтобы приносить тебе призы. У нее есть свои потребности! Тебе повезло, что она еще не выступает за эмансипацию.

Я хочу, чтобы он в ответ накричал, чтобы мы поспорили, но он лишь невозмутимо смотрит на меня.

– Она любит лыжи, ты же знаешь. У нее не получалось бы так хорошо кататься, если бы она не любила этот спорт. Но ей нужен отдых, папа. Нужны забота и внимание, нужно знать, как сильно ты ее любишь вне зависимости от ее успехов.

– Она хочет уехать на рождественские каникулы.

Ну конечно, он знает, чего она хочет. Не удивлюсь, если окажется, что Саша просила несколько месяцев, а он ее игнорировал.

– И в чем проблема? Отвези ее на Сен-Бартс или еще куда-нибудь. Пусть поваляется на пляже, почитает книгу, выпьет стакан-другой безалкогольной пина-колады.

Он пропускает мои слова мимо ушей и кивает на лестницу.

– Похоже, с тобой живет девушка. Где она?

Он застигает меня врасплох – и явно намеренно. Это его привычные поступки, точно так же, как явиться без приглашения.

Когда первое потрясение проходит, я наконец понимаю – и рад, что Анастасии здесь нет.

– Как ты