– Будешь так со мной разговаривать, я повешу трубку!

– Что ты ей сказала, сука?

Я никогда не знакомил ее с мамой, так как подозревал, что наши игры могут далеко зайти, – но она нашла ее! Мое слабое место! Мою мать!

– Я сказала ей то, что должна была сказать давно уже!

– Ты знаешь, я приеду, и я тебя просто уничтожу, я убью тебя, тупая овца!

– Ты любишь меня, малыш!

– Ты знаешь, даже конченые уголовники знают, что мать трогать нельзя ни в коем случае!

– Ты же сам учил меня, что можно все, нет правил, малыш.

– Моя мать сейчас в больнице, курица ты безмозглая, и, если ты ей что-то лишнее ляпнула, я вырву твой язык, – уверенно говорил уже я, понимая, что действительно так и будет, если с мамой что-то случится!

– Малыш, мой любимый, я ей рассказала все, что у нас было, и про ребенка, и про свадьбу, и про все наши приключения, и про наши оргии и встречи, и так далее, ты же сам говорил всегда, что если она тебя любит, то поймет и простит!

Мои кулаки сжимались так, что мне казалось я разорву сейчас руль! Глаза вылезали на лоб от бешенства, я представлял, как она все это рассказывала моей маме, крыша которой явно не готова к такой жести совсем! И я представлял, как она это еще приукрасила для того, чтобы ее намеренно свести в могилу!

– Ты гнида конченая со своей любовью, я никогда не буду твой, будь ты проклята, мразь!

– Ты еще прибежишь ко мне!

– Никогда! Чтоб ты сдохла!

– Как пожелаешь!

– Жди ответного удара по твоим родителям, – добавил я и положил трубку.

Три дня я успокаивал и лечил маму. Я лечил и думал, чтобы вернуться и уничтожить ее! Единственное, что можно сделать с Охотницей в таком состоянии, когда она готова на все ради своей любви, – это уничтожить ее, чтобы она не могла уже оправиться и понимала, что у нее нет ни малейшего шанса. Несмотря на то что я ненавидел ее сейчас так – я все равно любил ее. Но мама была мне очень дорога, и все прекрасно понимали, что после этого удара и этого хода у нас уже никогда не будет отношений. И простить ее за эту мерзость я не смогу очень долго. Намеренно загонять мать в могилу, чтобы мстить за свою любовь, чтобы лишить самого дорогого – какой же жестокой и отмороженной сукой нужно быть! Да, она такая, какая она есть.

Вернувшись к себе домой в Москву, я поднял все свои записи и фото. Видео с Охотницей. Ответный ход должен быть. В игре нельзя просто так оставлять без ответа такие дерзкие вещи. Важно показать, что ответ будет адекватным. Через социальную сеть я разыскал всех ее соседей. Соседей ее родителей. Родителей детей, с которыми ее дети ходят в школу. Так я делал впервые. Обычно я не позволял себе такого. Мне было неприятно это делать. Моя любимая девочка. Моя Охотница. Моя любовь всей жизни. Все ее неудачные фото – как она лижет киску какой-то телке, как она с двумя мужиками, как она с раздвинутыми ногами лежит – неудачное фото потому, что ее лицо смазано. Моя красивая, самая лучшая девочка, моя любовь. Зачем ты заставила меня так тебя позорить? Вместо того, чтобы так уничтожать тебя, мне так хочется тебя обнять и пожалеть, мне так хочется любви и ласки твоей! Но – Мастер не сливается и не сдается, он делает назло себе и своим эмоциям, своим чувствам, согласно логике игры! Я плакал, когда я отправлял всем ее родственникам и знакомым эти фото. Я любил ее даже такую, злую, жестокую и нелепую! Некоторые в социальных сетях начали отвечать – какая страшная, какой ужас, какая страхолюдина. Какая «блядь» эта Охотница! Какой позор! А я, внутренне сквозь слезы на глазах, говорил: я ее так люблю! Она самая лучшая и самая умная! Она – Охотница, и вам всем ее не понять, и вы от нее так далеко!

После того как я закрыл свой ноутбук, я понял, что это финиш! Что это смерть нашей любви. Но моя любовь к ней останется во мне, я никогда не брошу ее, и никогда не разлюблю, и буду мозгами хранить верность, просто потому, что она – Охотница, самая талантливая из всех моих учениц, которая просто захотела остаться в мире обычных людей, прекратить играть и начать нормальную жизнь!

Мой ход оказался эффективен. Она позвонила мне.

– Какая ты скотина, ты не человек, ты настоящий ублюдок, ты конченый человек, Саша! Ты урод, как ты мог женщину так опозорить?! Это не мужской поступок! Ты не мужик, ты ничтожество! Гореть тебе в аду, урод! Моих детей не хотят брать в сад и школу теперь из-за тебя, я должна сменить место жительства, ты ублюдок, ты сдохнешь в одиночестве и нищете, вот чего я тебе желаю, ты урод конченый! – истерично кричала она.

– Это тебе за мою мать, любимая, – с любовью произнеся.

Вот это слово – урод – мне и запомнилось в наших отношениях! Сейчас уже я улыбаюсь этому, а тогда я чувствовал себя ужасно! Не потому, что меня беспокоило то, что она назвала меня уродом и ее выгнали из ее городка, не потому, что я злился на нее, не потому, что чувствовал, что я виноват и ее детки вынуждены будут ходить в другую школу. А потому, что ей сейчас плохо, действительно плохо, и мне очень хочется ее прижать к себе и успокоить и сказать ей: все эти придурки ничего не понимают, малыш, ничего не знают и смеются сейчас над тобой, хотя в них нет ничего того, что есть в тебе, они осуждают тебя, хотя сами – черствы и скучны, и в них нет ни капельки того, что есть в тебе, и они думают, что ты на дне, хотя на самом деле ты далеко улетела от них вверх в своем мире эмоций, а они бесчувственные идиоты, которые никогда не поймут наших чувств и нашей страсти! Для них эти институты семьи и стабильность, мораль и приличие превыше чувств и эмоций, искренности и честности, для них малейший риск – это ужас, а ради комфорта они готовы убивать! А ради любви и страсти они не готовы ни на что! Они не поймут нас никогда, эти серые скучные людишки, и не примут тебя, моя родная, ты так и будешь одинока просто потому, что отказалась от своего Мастера, захотела его переделать и сделать таким же серым ценителем семейного очага. Прощай, моя необычная, гениальная и неординарная малышка.

Два месяца я приходил в себя. Я сбежал на Павло-Очаковскую косу. Это в районе Азова, там плохо ловится сотовая сеть и нет Интернета. Охотница, естественно, ничего не писала мне, я заблокировал ее везде. Я понимал, что, даже если она теперь будет умирать с детьми от голода – она уже не приползет ко мне, а малейшие манипуляции детьми нужно пресекать на корню! Она мне четко дала понять, что, если я буду вести себя неправильно, все мои родственники будут страдать. Она не оставит их в покое, пока не добьется своего – приземлит меня к себе под крылышко и заставит жить серой жизнью. Ревнуя меня к каждой своей соседке и закатывая истерики перед каждым женским тренингом, с каждым разом сужая мою клетку, в которой она хочет меня держать. Поэтому мне, Мастеру, нельзя возвращаться к ней.

Вначале было сложно. Мир казался серым. Ничего не вставляло меня. Ничего не нравилось мне без нее. Все казалось монотонным. Я все время вспоминал, как она радовалась всему и как она реагировала на всякие радости нашей жизни. Как она играла с другими и как реальность игры распространялась от нас с ней на всех окружающих людей.