отыскать способ снять проклятие? И что тогда? Я до конца дней останусь связанной с повелителем вампиров кровной клятвой? Вряд ли ее можно нарушить просто потому, что мы не нашли источник проклятия, как ожидалось. По крайней мере, в тех словах, которые мы произносили, не содержалось на это никаких намеков. Я хочу спросить, но… не осмеливаюсь.

Миновав ряд смежных комнат, мы поднимаемся по лестнице и, пройдя через запертую дверь, которую Вентос выломал своим палашом, попадаем в западное крыло замка, где меня поселили сразу после прибытия.

Итак, я вновь вернулась к началу. Но как же все изменилось!

Двадцать один

При виде нас Кэллос и Куин даже не скрывают потрясения. Ну и радости, конечно. Они признаются, что уже начали считать нас мертвыми. Кстати, очевидно, сей факт не слишком-то волнует остальных. Судя по всему, вполне нормально войти в старый замок и больше никогда оттуда не вернуться.

Наш приход быстро превращается в небольшой праздник. Куин охотно предлагает воспользоваться запасами крови, чтобы восстановить наши силы. Мне до сих пор странно видеть, как вампиры капают кровь из обсидиановых флаконов в кубки с водой, но это зрелище уже не нервирует, как раньше. Более того, теперь я понимаю, насколько сильно им это нужно.

После долгого пребывания в глубинах замка лица моих спутников немного обвисают, делая их в какой-то степени похожими на чудовищ. Интересно, с чем это связано? С блужданием в темноте, вдали от солнечного света? С близостью к тем, кто поддался действию проклятия? Или же с огромным расходом силы и энергии? Вероятно, со всем сразу.

Когда начинается веселье, я, как и в Охотничьей деревне, сбегаю в кузницу. Потому что все эти празднования – будь они здесь или дома – предназначены не для меня. И пусть сейчас наши отношения немного наладились, я все еще не принадлежу к их группе – и вряд ли когда-нибудь стану. Так что, прихватив оружие вампиров, я выхожу из главного зала, миную их комнаты и спускаюсь в свое тихое одинокое убежище.

Однако, оказавшись здесь, не могу сдвинуться с места. Эта кузница холодна и печальна, и сколько бы ни старалась, я не смогу разжечь в ней искру жизни.

Где мое место? Кем мне суждено быть? Возможно, Руван смог бы рассказать, заглянув в мою кровь. Хотя вдруг у меня нет никакого предназначения? Я пластична, как раскаленный металл, ждущий, пока ему придадут определенную форму. Но какую смогу принять я? Метафорический молот всегда находился в руках других людей, и их пожелания не вызывали сомнений: стань кузнецом; защищай Охотничью деревню, снаряжая охотников; позволь главному охотнику выбрать себе мужа; роди ребенка; передай всю важную информацию и основы ремесла потомкам.

«Знай свое место и делай все, что сказано. И даже не задумывайся о чем-либо еще, иначе ты вполне можешь понять, насколько невыносимы все эти требования и ожидания».

Прерывисто дыша, я так быстро двигаюсь по кузнице, что сердце ускоряет бег. Впервые я могу сама распоряжаться своей жизнью и… не знаю, чего хочу.

Сжав в руке диск, я пытаюсь подавить эти мысли и вызвать воспоминания о сне. Пусть мы с Руваном пока не понимаем, в чем дело, за ним явно кроется нечто большее. Во мне что-то изменилось и продолжает меняться, и я не в силах на это повлиять.

Его твердое, непреклонное, томительное присутствие я ощущаю еще раньше, чем слышу шаги.

Перед Руваном словно бы расступается мир – как будто он один стоит на месте, а остальные движутся вокруг него, влекомые его бесспорной силой. Слова Вентоса о кровниках лишь подтвердили мои подозрения. Это соглашение изменяет меня, и чем дольше приходится ему подчиняться, тем меньше во мне остается от прежней Флорианы. Я становлюсь новой, незнакомой даже для самой себя; женщиной, которую я не смогла бы представить даже в самых смелых мечтах.

– Разве ты не должен праздновать вместе с остальными? – спрашиваю я, обводя взглядом холодную кузницу. Так безопаснее. Если посмотрю на него, то вновь сдамся на милость его рук и губ… без каких-либо угрызений совести.

– Для них любой прорыв – уже победа. Но ответственность за окончание долгой ночи лежит все-таки на мне. Я же не вижу повода для праздника, – отвечает он, и мрачные нотки заставляют его голос звучать ниже, чем обычно. От этого насыщенного звука по коже начинают бежать мурашки, и я крепче стискиваю диск, чтобы их прогнать. – Неизвестно даже, приблизились ли мы хоть на шаг к разрушению проклятия. Источник мы так и не нашли, и из-за этого я чувствую себя скорее неудачником, чем вернувшимся с победой героем.

– Кстати, хотела кое-что спросить… – Я все еще не решаюсь повернуться к нему лицом.

Впрочем, нет никакой нужды смотреть глазами, способными теперь видеть даже в самую глухую ночь. Я легко воссоздаю образ Рувана перед мысленным взором. Его статную фигуру, теперь вновь облаченную в шелка и бархат; облегающие бедра штаны, заправленные в мягкие, но крепкие кожаные сапоги; белоснежные волосы, которые постоянно падают ему на глаза.

«Такого же цвета, как у мужчины, вторгавшегося в мои сны…»

Нет, нужно сосредоточиться на настоящем. Этот вопрос я хотела задать уже давно, и сейчас не время отвлекаться. А Руван – весь одно сплошное отвлечение.

– Да?

Он будто бы совершенно не замечает, какое действие производит на меня его присутствие. Я же ощущаю обжигающий жар внутри, от которого, кажется, раскаляются даже кости. Интересно, я тоже так на него действую? С каждой проходящей минутой связь между нами становится все глубже, и вскоре вполне может поглотить нас целиком.

– Если мы не разрушим проклятие, что будет со мной? Мне придется остаться здесь навсегда?

– А-а, – мягко выдыхает он, и звук превращается в низкий рокочущий смешок. – О такой возможности мы ведь даже не думали.

– Я уже поняла.

Руван медленно направляется ко мне, стук его подошв по каменному полу отражается от потолка, и каждый шаг отдается эхом, похожим на раскаты грома вдали у горизонта. Он же – молния, от которой волоски на теле встают дыбом.

– А чего бы ты сама хотела?

Я медленно вдыхаю. Руван поднимает руки, задерживая их над моими плечами, но не дотрагиваясь. Я все еще с легкостью могу отступить. Или шагнуть прямо в его объятия. Сама не знаю, чего мне хочется больше, и это пугает. Я вспоминаю, как Руван обнимал меня прошлой ночью, потом мысленно возвращаюсь в другую ночь, когда он насильно утащил меня в свой мир, похитив из дома