Шагов Командора за дверью не было слышно. И секретарша не успела предупредить о появлении незваного гостя. Стук в дверь, три ровных удара, и Марков уже знал, кто в следующий момент появится на пороге его кабинета.

Начальник первого отдела предприятия Григорий Лемехов был, как и положено,– гэбистом. Иногда по праздникам он щеголял в мундире полковника военно-воздушных сил, хотя ни для кого не было секретом, что к авиации Григорий Александрович никакого отношения не имеет.

Был он невысок, в самый раз для сотрудника невидимого фронта, и, казалось, мог легко поместиться в небольшом шкафчике. Иногда так и казалось Маркову, особенно после разговора на Литейном,– что Лемехов притаился гдето в его кабинете и внимательно за ним наблюдает. Вот ведь, прожил всю жизнь, избегая по возможности общения с этими слугами народа, а на старости лет готов превратиться в параноика. И за это Кирилла нужно благодарить, кого же еще! Алексей Петрович, несмотря на волевой характер, подыскивал оправдания своему предательству. Только плохо получалось. С момента его визита в дом на Литейном прошло два дня.

– Ммм,– промурлыкав по-женски тоненько и томно, Лемехов сел без приглашения. Теперь их с Марковым разделяла только полированная светлая столешница с двумя телефонами. Гэбист потер руки. Он был похож на шахматиста, окидывающего поле битвы на клетчатой доске.

– С чем пожаловали?! – сделал первый ход Марков и, нажав на воображаемую клавишу, переключил часы на соперника.

– А как вы думаете?! – спросил в ответ боец невидимого фронта.

– Кирилл! – Алексей Петрович кивнул головой, сам себе отвечая утвердительно.

И подумал, глядя в честные глаза Лемехова,– это такая, видимо, особая порода людей, выводят их из коконов в темных подвалах на Литейном и сразу как созреют – по объектам.

– Кирилл,– согласился Лемехов, нацепив на мгновение маску сочувствия.

– Мне кажется,– выдохнул Марков,– мы обо всем уже говорили...

– Нет, Алексей Петрович, здесь нам без вашей помощи никак не обойтись. Вы ведь не думаете, что мы просто возьмем и изымем из общества вашего сына, как больную собачку. Усыпим и зароем. Сейчас не тридцатые годы, Алексей Петрович...

– В самом деле?! – Марков нашел в себе силы криво усмехнуться.

Лемехов этого, впрочем, не заметил. Или, скорее, сделал вид, что не заметил. Все они замечают, все...

– Конечно, парень здорово заблудился. Все эти Дип Паплы, Пистолзы...

– Что?!

– Группы такие, модные в определенной среде. Но это не самое страшное, у самого, знаете, дети... А вот англичанка – это уже серьезно... Вообще, Алексей Петрович, попытались мы проследить тут биографию вашего отпрыска сызмальства, так сказать, и выудили еще несколько интересных фактов. Вот, например, Евгений Невский...

– Невский?! – Марков был несколько сбит с толку неожиданным переходом и не сразу смог вспомнить о ком речь.– А, да, этот бедный мальчик, который покончил с собой... Только при чем здесь-то Кирилл?!

– А почему вы говорите – «покончил с собой»?! Телато не нашли, Алексей Петрович, так что дело темное, очень темное... Может, он и в самом деле того...– Здесь Лемехов будто собирался провести себя пальцем по горлу, но, устыдившись бандитского жеста, вернул руку на стол.– А может быть, и нет! И сынок ваш был вроде бы с ним в близких отношениях...

– Ну, не в таких уж и близких.

– В достаточно близких, Алексей Петрович. Он, кстати, ничего не говорил вам об этом случае?..

Марков отрицательно покачал головой:

– Кирилл никогда не обсуждал случившееся в семье.

– Вот видите, как интересно получается. Друг покончил с собой, а ваш сын об этом ни словом не обмолвился! Или он у вас статуя бесчувственная?! А может, просто знал что-то, чего не знаем мы с вами? А может быть, и жив сейчас Невский?! Тоже ведь темная лошадка был – все молчком да молчком...

– У вас и по школам стукачи?! – неприязненно спросил Марков.

– Ну что вы, Алексей Петрович, есть ведь характеристики...

– Не понимаю, какое это имеет отношение к нынешней ситуации?!

– Да ведь все складывается вместе в одну неприглядную картину, Алексей Петрович. Это поведение, несовместимое с моральным обликом советского гражданина, связь с гражданкой капиталистической страны и, в нагрузочку,– весьма подозрительная история в прошлом. Целый ряд тревожных симптомов, Алексей Петрович, на которые вы должны были бы и сами обратить внимание. Тогда все было бы по-другому. Но, думаю, ничего трагического в создавшейся ситуации нет. Все излечимо, Алексей Петрович...

– Что вы хотите сказать?! – Марков устало посмотрел на собеседника. Вспомнился почему-то его мундирчик, такой же фальшивый, как и его сочувствие. Сучий сын.

– А я уже все сказал,– улыбнулся Лемехов.– Все излечимо. Советская медицина, как известно,– лучшая в мире, к тому же бесплатная... Так, может быть, полечим немного Кирилла. Пока не поздно?!

Отцовского звонка он ждал. Дело в том, что сначала приехал Иволгин. У него была самая банальная, глуповато-приторная физиономия жениха. О чем бы он ни говорил, дурацкая улыбка то и дело выплывала из-под его усов.

– Кира, я не мог отказать Алексею Петровичу. Он сказал, что тебя разыскивает военкомат. Надо принимать срочные меры. Он еще сказал, что может тебе в этом помочь. Я, конечно, дал ему твой телефон. Ведь это не предательство?

– Конечно, нет. Наоборот, спасибо тебе. Нельзя же до двадцати семи лет прятаться. Отец должен мне помочь.

– В общем-то, это все. Скоро подаем заявления. Ты не знаешь, со справкой о беременности сразу расписывают?

– Думаю, что сразу.

– И еще. Англичанка может быть на советской свадьбе свидетельницей?..

У каждого, наверное, наступают такие минуты в жизни, когда обязательно надо поговорить с отцом. Сесть на кухне, в трусах и майках. Сначала будет говорить сын, потом отец, затем они будут спорить, еще попозже соглашаться. В общем-то, тут советы никакие не нужны, опыт поколений – полная ерунда. Тут что-то замешано на крови, нечто такое растворено в человеческой душе. Время от времени оно садится на дно, выпадает в осадок. Вот тогда-то и нужно разговаривать, взбалтывать нечто, поднимать его со дна души.

Он сидел в своей комнате, прислонившись спиной к металлическим ребрам кровати, ждал и вспоминал. Воспоминаний было немного. Кирилл вспомнил, как лет десять назад они с отцом на Восьмое марта жарили курицу по какому-то новому рецепту. Тушку надо было завернуть в газету, и отец сказал, что для этого лучше всего подойдет «Правда». Поставив курицу с портретом Суслова на гузке в духовку, они уселись напротив и стали ждать.

– А не поиграть ли нам во что-нибудь? Скоротаем время,– неожиданно предложил отец, который никогда до этого с сыном не играл.