— Все — старосты?

— Дык ведь деревень-то пять, — охотно пояснил мужик с пятнистой бородой. — И старост, через плечо их в сраку, пять.

— Хорошо, — военный пребывал в некотором замешательстве, — пять — так пять. А что это вы объединились?

— Согнали нас, господин, с насиженных мест, новые ищем, — пролепетал пожилой горбун, — вместе уходили, вместе и ищем. Соседи мы были. Там, на юге.

— А почему к Москве идете?

— Да вы что?! — перепугался бородач. — Мы так… Мы дальше и носу не сунем. Вот думаем, куда пойти, может, здесь и осядем, если позволите…

Толпа не шевелилась и, кажется, не дышала. Военные пошли на диалог, может, и не убьют, если старосты будут отвечать подробно и с должным почтением. Живут себе муты далеко от Москвы — лунарям до них дела нет, всех не перестреляешь. Патронов не хватит геноцид устраивать.

Вадим старался не смотреть в сторону военных. Толстый Гарик собрал старост и увел куда-то в сторону. В толпе снова началось движение, кто-то даже захихикал.

— Тихо там! — рявкнул солдатик.

— Смотри, Леон, — прошептала Сандра на ухо Вадиму, — вон там, слева.

Вадим проследил за ее взглядом, но Леона не увидел. Муты как муты. Переминаются, воняют, рыгают и пердят. Слепней слетелось — как на стадо коров. Солдаты передают друг другу баллончики с репеллентом, брызгаются, воняют, в свою очередь, тоже переминаются и недовольно бубнят. Сандра присела на корточки, Вадим опустился рядом. Из-за прошедших дождей земля, разбитая ногами, превратилась в топкую жижу. Хорошо, что не послушался Сандру и не разулся, замерз бы совершенно.

— Надо уходить, — зашептала Сандра, — Леон нас узнал, все нормально. Подать ему знак и уходить. Только Леон без Ходока, или я Мишку не заметила. В общем, потихоньку протискиваемся к краю.

— Солдаты, — Вадим с трудом удерживал равновесие, чуть не шлепнулся в грязь, — они следят и…

— Ой, да брось. Я что, в облавах не участвовала? Им уже все надоело. Они напуганы. Они никогда столько живых мутов не видели. Приказа стрелять нет, если только не будет провокации. Гарик уже беседует со старостами, и не исключено, что по нашему поводу, хотя я бы не обольщалась: слишком большие силы, да и вертолеты улетели. В общем, солдатики постоянно отвлекаются, глазеют по сторонам… Если не по нашу душу, то им все равно, кто убегает. Схрон у нас за оцеплением, нормально…

— Мама, я писать хочу! — взвыл какой-то ребенок.

— Ну, доця, садить, пописай! — ласково предложила мама.

Сандра распахнула рот и подняла вверх указательный палец.

— Идея! Так. Держи меня крепко, я сейчас начну страдать брюхом. Не отпускай и помалкивай, понял? Типа я сама идти не могу.

— Сандра, а если они все-таки за мной?

— Тогда всех обыщут и осмотрят. И нас все равно схватят. Лучше рискнуть.

— Думаешь, пропустят?

— Они брезгливые. Им здесь очень плохо пахнет. Если стошнить и обкакаться — отпустят в кустики.

Идея Вадиму не нравилась. А ну как пойдет лунарь с ними? Или Сандру одну отпустит, а Вадима задержит? И светиться, обращать на себя внимание не хочется. И Леон. Ладно, пусть Вадим с Сандрой выберутся, но не бросать же здесь Леона! Он, конечно, редкостный гад, пусть смотрит на всех как на говно, но оставлять его с лунарями не хочется. Сандра ждала, не начинала представление.

Вадим выпрямился. И сразу заметил Леона. Удивительно, что лунари его не схватили — Леон выделялся среди мутов «лица необщим выраженьем», расправленными плечами. Что это с ним? Не может сгорбиться и дебильности роже придать? Гордость заела? Но вот грязен Леон был отменно, даже муты отодвигались. Леон смотрел куда-то внутрь себя и, казалось, ничего вокруг не замечал.

— Сандра, — строго сказал ей Вадим, наклонившись, — надо пробраться к Леону. Что-то наш друг не в себе.

Она тут же заволновалась, вскочила на ноги.

— Видишь? Не будет он выбираться, какой-то он заторможенный.

Сандра согласилась. Леон, казалось, не видел мутов. Не видел друзей. Вадим думал, что он пристально смотрит, вызывая на диалог. Пригляделся: нет, он в прострации и обозревает лишь ему видимые дали.

Они не успели протолкаться к Леону. На площадь вышел Гарик в сопровождении пяти старост. Вид у военного был озабоченный, у старост — виноватый.

— Сунетесь ближе хоть на километр — урою, — пообещал Гарик собравшимся. — Нам в округе мутанты не нужны.

Старосты подобострастно закивали.

— Уходим, — бросил Гарик солдатам.

Муты захлопали, завопили. Солдаты быстро строились и отступали к технике. Сандра бросилась к Леону, работая локтями и ногами, Вадим за ней еле поспевал.

— Что приезжали-то? — крикнул кто-то старостам.

— Узнать, какого хрена мы, ебена корень, с места снялись и к ихней чистой Москве поперли, — ответил пятнистобородый.

Леон очнулся. Увидел Вадима и Сандру, изобразил улыбку.

— Ты что? — тормошила его Сандра. — Что с тобой? Где Ходок? Что вообще случилось, ты узнал?

— Тихо, — приказал Леон. — Здесь разговаривать не будем. Надо уходить, а то вдруг лунари вспомнят, что нас ищут.

* * *

Когда шум стойбища стих, остановились на привал. Курицу Сандра потеряла, но в заплечном мешке у Вадима осталась выменянная еда. Остальное забрали из схрона. Развели костер. Леон смотрел в огонь, Вадим боялся его о чем-нибудь спрашивать. А любопытство распирало. Что все-таки случилось с Ходоком?

— Ладно, — Леон свернул самокрутку и жадно закурил, — я понимаю, вы должны знать. Ходок работал на лунарей.

Сандра охнула. Вадим недоумевал: как так? Работал на лунарей — давно бы сдал. Нет, бежал с ними через лес, у системщиков сидел, потом у Синтезатора. Прятался в болоте… Нет, Ходок вел себя гадко, хамил, дулся на Сандру — за то, что спала с Вадимом, на Вадима — за то, что спал с Сандрой, что из-за него вынужден был идти непонятно куда. Хамил, нарывался и даже получил в морду… Но «работал на лунарей»?!

— Давно? — спросила Сандра.

— Год уже. Пас меня, гаденыш. Вид на жительство в Институте ему пообещали, что ли. Не знаю, он не успел рассказать.

— То есть — не успел?!

— Сандра, ты — большая девочка. Как раз облава началась. Я не мог с ним бесконечно играть, надо было успеть. Чтобы лунари тело своего осведомителя не нашли.

Вадим прикрыл глаза. Дожили. Этот… этот… Этот убийца спокойно объясняет, что прикончил друга. Пусть, ладно, допустим, Ходок признался в шпионаже. Под пытками небось сознался, под пытками кто угодно сломается. А он его, значит… И чтобы тело не нашли.

— Ты, Дизайнер, глазки-то не закрывай. Он хотел тебя сдать. В первую очередь — убить меня, потом — сдать тебя, потом вытребовать себе Сандру, трахнуть ее и убить. Это — его слова. И нечего жалеть.