Ей было нелегко обратиться к нему за помощью. Она была ужасно зла на него из-за Миранды. До бедняжки Роуз, несмотря на ее изолированность от общества, продолжали доходить слухи о его похождениях налево. Однажды вечером она пришла к ней в состоянии полнейшей истерии и заявила, что это ее вина, что она плохая жена Валентину, что она способна производить на свет только девочек или выкидыши. Грейс дала невестке успокоительное и отвела назад в дом, в то время как Валентин был в Найроби в гостях у той женщины.

Грейс посмотрела на низко нависшее небо. Стоял март, скоро должен был начаться сезон дождей. Она знала, что должна вернуться домой до того, как дороги превратятся в непроходимые болота, но сперва нужно было вернуть себе миссию.

Преподобный Томас Мастерс из Уганды оказался препротивнейшим человеком.

Едва приехав, он начал спасать души, брызгать святой водой и внимать рассказам о безграмотности африканцев. Он давал им имена белых людей и обещал вечную жизнь взамен на произнесение нескольких слов на языке, который они не понимали.

Африканцы шли к нему ради магии и силы имени белого человека, в результате деревня наполнялась Томасами, Джонами и Рейчелами. Они с трудом повторяли за ним слова молитвы и считали себя равными белому человеку.

Священник также взял на себя контроль над денежными средствами, присылаемыми миссионерским обществом. Он требовал от Грейс письменных заявок на покупку того или иного медицинского средства; ей приходилось отчитываться за каждый дюйм бинта, за каждый стежок нитки. И если он считал действия Грейс расточительными, то заставлял ее ограничиваться меньшими тратами.

Глядя через пенсне, на длинном тощем носу, мистер Мастерс находил все новые поводы для бесконечных придирок к Грейс Тривертон. Особенно насчет Вачеры. Он заявил, что не понимает, почему Грейс не разобралась с этой проблемой давным-давно.

— Не нужно ее просто игнорировать, — заявил он. — Приведи ее к Иисусу. Как только она встанет на путь истинный, она отречется от своих колдовских проделок и народ пойдет за ней.

Ради финансовой поддержки от миссионерского общества Грейс терпела все занудства мистера Мастерса до тех пор, пока он не стал лезть к ней с расспросами о ее отношениях с Джеймсом Дональдом, женатым человеком.

Как-то поздним вечером Джеймс заехал к ней и привез пару куропаток, сыр и масло со своей молочной фермы. Уже зашло солнце, а они продолжали сидеть и разговаривать. Священник, пришедший к Грейс для разговора, увидев в ее гостиной сэра Джеймса, застыл в дверях как вкопанный. Следом за этим последовала лекция о необходимости вести себя так, как подобает благочестивой христианке, чтобы служить хорошим примером для подражания африканцам, на что Грейс ответила преподобному, что тот должен заниматься своими делом и не совать нос в чужие дела. Об этом разговоре, она была в этом уверена, будет доложено в миссионерское общество.

Именно тогда Грейс и решила обратиться за помощью к Валентину.

Она нашла его в северной части плантации, верхом на коне и с хлыстом в руке, следящим за мульчированием и прореживанием посадок. Со дня на день должны были начаться затяжные дожди, и он спешил закончить работы на полях до их наступления. Пока Грейс излагала ему суть своей проблемы, Валентин не сводил глаз с работников: полностью позабыв о своей воспитанности, он то и дело прерывал ее, отдавая приказания направо и налево. Бессонные ночи отразились на его лице; он горел желанием создать богатейшую плантацию на территории Кении.

— Побыстрее, Грейс, — с нетерпением в голосе сказал он. — Дожди начнутся со дня на день, а ты отнимаешь у меня драгоценное время.

После того как она сообщила ему о цели своего визита, он произнес:

— Я давал тебе два года, Грейс. И вот пожалуйста: ты в Кении два года, и ты потерпела фиаско.

— Я не потерпела фиаско. Мне просто нужна помощь.

— Ты клялась и божилась, что обойдешься без меня. Ты обещала мне, что не будешь лезть ко мне с этой своей затеей. Вахиро! — крикнул он. — Принеси еще удобрений. И скажи им, чтобы на этот раз они распределяли его как следует!

— Валентин…

— Лечить их — это одно, Грейс. Я не имею ничего против этого. Но учить их, образовывать — это уже совсем другое дело. Где бы я был, если бы эти парни возомнили себя хозяевами? Дай им образование, и они захотят взять власть в свои руки. А нам придется собирать вещи и возвращаться назад, в Англию, несолоно хлебавши. Ты этого хочешь?

Грейс была вне себя от гнева. Она хотела высказать ему все о Миранде и ребенке, напомнить о бедняжке Роуз и Моне, которой было уже два года, но которая не видела от отца ни любви, ни ласки, попрекнуть его тем, в какой хаос он превращал свою собственную жизнь. Но она знала, что этим она добьется только безобразной сцены и отдалит от себя брата еще больше. Поэтому она решила рискнуть съездить в Найроби невзирая на сильные дожди, которые в скором времени сделают дороги не просто непроходимыми, а очень опасными; не один фургон исчез в пучине внезапно появившегося грязевого болота вместе с людьми. Ее друзья в Найроби были последней надеждой. Она должна была избавиться от мистера Мастерса.

Но сейчас даже ее друзья не могли предложить ей достаточной финансовой помощи. Единственное, что ей оставалось, это обратиться в банк и взять ссуду, но как она будет ее отдавать, она не имела ни малейшего понятия.

Грейс проводила взглядом запыленный автомобиль, проехавший мимо нее, затем перешла дорогу и вошла в банк Харди Акреса.

* * *

Миранда склонилась над керамической чашей: ее вырвало.

Тело сотрясалось от дрожи, поэтому, чтобы не упасть, она вцепилась за края стола. Затем обессиленно опустилась в кресло и отрешенным взглядом посмотрела на окно, по которому стекали струйки легкого дождика. Она не испытывала никаких эмоций — ни радости, оттого что наконец пошел дождь, который принесет Кении еще один благословенный год, ни отчаяния, оттого что у нее появится много хлопот с уборкой гостиницы. Она вообще ни о чем не думала. Ее самые худшие опасения подтвердились: она беременна.

Первое подозрение у нее возникло еще в феврале, когда в назначенный срок у нее не начались месячные.

Она тешила себя надеждой, что это просто задержка, — надеждой, которую таила с каждым днем, с каждым приступом тошноты. Но сегодняшний день развеял все ее сомнения и разрушил все ее чаяния. Та информация, которую она получала от Пиони, расспрашивая ее о самочувствии, позволила ей безошибочно определить собственное состояние.

Ее отчаянный взгляд блуждал по комнате: с окна — на лежащее на столе смятое письмо, полученное день назад от золотоискателя, компаньона Джека, который сообщал ей о трагической гибели ее мужа от раненого носорога, на валявшуюся на кровати несуразную подушку — набитую тряпками наволочку, имитировавшую девятимесячный живот беременной. И наконец, взгляд Миранды переместился на потолок: там, наверху, в мансарде, лежала Пиони, которая уже считала часы до родов.