— Ну сижу я в обнимку с мальчиком в «Эге-гей» клубе, ну и что?! Кого этим сейчас удивишь? Кста-та-та-тати, это ваш клуб? — обратился он к Бэлке.

— М-м-м-мой, — призналась Шарова, хотя наш план завлечения сюда Михальянца строился именно на том, что мало кто в городе знал кому принадлежит этот клуб и как он называется.

— И потом, что та-та-такое этот ваш «Блиц»?! — возмутился парень с самым необычным именем в мире. — Убогая газетенка всего в шесть полос, тираж которой заявлен шесть тысяч, а в реальности не составляет и четырех! Не мне вам говорить, что «Болтушке» он не конкурент. В общем, спа-па-пасибо за шоу, всего хорошего, до свидания! — Он встал и собрался уйти.

Более внушительного провала у меня в жизни не было. Разве что в детстве, когда меня не взяли в хор мальчиков, заподозрив, что я не мальчик.

— Стойте! — крикнула я и встала.

Всегда болтливая Бэлка сидела, как истукан, и пялилась на нас во все глаза.

— Сто-то-тою, — сказал Михальянц и замер. — И даже сижу. — Он подошел к столику, сел, и отхлебнул из бутылки ликер. — Го-говорил же вам, выкладывайте сразу свою проблему. Кстати, ваше лицо мне очень знакомо. Я ничего о вас не писал?

— Наверное, в этом городе нет человека, о котором бы вы не писали гадости, — ушла от ответа я.

— Это точно, — легко согласился Михальянц. — Мой папа был прав, дав загсу взятку.

Это гад был неуязвим в своей вызывающей, открытой подлости. Даже язва Бэлка заткнулась, а уж она любила пикироваться с нахалами. Делать было нечего, выход оставался один — выложить все начистоту.

— Мне нужна утка, — сказала я, глядя в глаза Михальянцу.

— Гарсон, утку! — весело крикнул Засранец и пощелкал в воздухе пальцами. — Вы не боитесь птичьего гриппа? Или вам нужна утка, которую под кровать ставят?!

Я ударила ребром ладони по бутылке с ликером, стоявшей на столике. Она отлетела к стойке, звонко разбилась, и бармен, обреченно вздохнув, поплелся в подсобку за тряпкой и веником. Остальные присутствующие не обратили на шум никакого внимания. Нет в мире больших пофигистов, чем обитатели «Эге-гей» клуба.

Шарова не спешила меня выручать. Она сидела и хлопала кукольными ресницами.

— Вы знаете, что за утку я имею в виду, — ласково сказала я Михальянцу. — Мне нужно, чтобы в завтрашнем выпуске вы опубликовали заметку, которая не совсем соответствует истине.

— А то…? — насмешливо поинтересовался Михальянц.

— Мои быки тебе морду набьют, — не очень уверенно сказала вдруг Бэлка.

Михальянц неожиданно стушевался. А может, всего на свете дороже ему была не репутация, а красивая физиономия? Я с благодарностью посмотрела на Бэлку.

— Я был по-полный кре-кре-кретин, что приперся сюда, — грустно сказал Михальянц. — Просто в завтрашнем номере нет никакого «гвоздя»! А тут такая шикарная новость — Шарова, танцующая на столе. Давайте мне свою «утку»! Только чтобы никакой по-по-политики!

Не веря такому успеху, я быстро достала из сумки бумагу и ручку, и написала текст. Михальянц, пробежав глазами написанное, вскинул красивые брови:

— Ульянова?! Она же вроде в больнице!

— Делайте, что вам говорят! — рявкнула Бэлка.

— И г-г-где я вас видел? — спросил он меня напоследок.

— Надеюсь, фото голой Шаровой не появится на первой полосе с гнусными подписями, — высказала я свое пожелание.

— Нет, почему же, в принципе, я не против, — вдруг возразила Бэлка. — Мне нечего скрывать от народа. Только подпишите, пожалуйста: «Только в клубах Шаровой стриптиз исполняет сама хозяйка». Знаете, сколько народу попрет?!

— Вообще-то это ре…реклама, — попробовал возразить Михальянц.

— Не реклама, а информация, — отрезала Бэлка.

Михальянц встал, по-военному щелкнул пятками, откланялся и ушел через кухню.

— Уволю всех на хрен, — прошептала Шарова.

— Неужели у нас получится? — прошептала я.

— Неиз-ве-вестно, что этот урод еще выкинет, — осадила мой энтузиазм Бэлка.

Эге-гей парочки не обращали на нас никакого внимания. Они решили потанцевать под интимные завывания Эрика Клэптона.

* * *

Михальянц не подвел. Наутро в газете я обнаружила маленькую заметку о том, что сегодня вечером в клубе «Амнезия» состоится VIP-вечеринка с участием звезды мирового масштаба Юлианы Ульяновой. Сообщалось также, что официальная часть — презентация книги «Секрет покорения мира», — будет продолжена массовым гулянием в скверике возле клуба, где будет организован фуршет и грандиозный, самый потрясающий, беспрецендентный по своим масштабам фейерверк в честь звезды.

Вот на этот-то фейерверк мы и сделали с Бэлкой ставку. Народу на такое мероприятие должно набиться немеренно. Шум, гам, грохот — идеальные условия для того, чтобы молоточник попытался доделать свое черное дело в отношении Юлианы Ульяновой.

Оставалось только надеяться, что самая читаемая в городе газета попадет ему в руки. Шансов на это было…

Черт его знает, сколько на это было шансов. Ведь узнал же он как-то о визите в город звезды, значит прессу читает. Во всяком случае, другого способа выманить его на свет божий я не видела.

Кроме этого сообщения, на первой полосе «Болтушки» красовались и фотографии голой Шаровой, но все они были на удивление целомудренные: то она стояла полубочком, скромно потупив глазки, то обняла себя за плечи так, словно жутко стеснялась, а то и вовсе это был портретный снимок в удачном ракурсе. В общем, выглядела она милой девочкой, надумавшей пошалить. Подпись также поражала своей деликатностью: «Самая прелестная хозяйка самых модных в городе клубов!».

Хмыкнув, я спрятала «Болтушку» в сумку. Главное, чтобы ее не увидел Бизон. Иначе он обо всем догадается, и операции «Подсадная Бэлка» просто не состоится.

Я видела — Бизя на грани срыва. Если он не лежал на диване, уставившись в потолок, то стоял у окна и смотрел вдаль, на море. При этом на скулах у него играли желваки, а я точно знала: если у мужика на скулах заходили ходуном эти штуки — последствия могут быть самые непредсказуемые.

О том, чтобы идти сдаваться, он разговора больше не заводил, но я чувствовала, я понимала, что он может сделать это в любую минуту. Я даже отчетливо, с замиранием сердца, представляла себе этот момент: он развернется от окна, или резко встанет с дивана, оденет джинсы, рубашку, пригладит пятерней волосы и молча уйдет, хлопнув дверью. Или нет, не молча. Он подойдет ко мне, возьмет меня за подбородок, заглянет в глаза и скажет: «Прости, Элка. Я больше так жить не могу».

И никто не сможет его убедить еще немного, чуть-чуть подождать. Ни я. Ни Сазон. Никто. Его бесполезно будет просить, умолять, потому что, если Бизя что-то решит, с этим решением лучше смириться, чем биться лбом о бетонную стенку.