— Мы слышали шумы гребных винтов прямо над головой. Но это полбеды. Хуже всего, что американцы бросали сигнальные бомбочки. А они по 3–4 килограмма. И не поймешь, то ли это профилактическое бомбометание, то ли это сигналы по международному коду…

Григорий Бутаков:

— И вот иду я под этим «Рестигушем». Они меня не обнаружили. Может быть, раньше что-то почуяли. Пошли искать… Поисковый ордер дошел до внешней кромки моего района, и дальше они пошли. А мне-то дальше нельзя. Они пошли в открытый океан, молотят своими гидролокаторами. Самолеты туда полетели. А я поотстал да и обратно вернулся.

И тут «Мичиган» стал выходить. Я его обнаруживаю, слежу за ним с дистанции примерно 40–60 кабельтовых. Контакт классифицировали. Записали.

Но часа через полтора и они нас обнаружили. Шумность-то у нас была приличная. Они всплыли в надводное положение и ушли в базу. Поломали мы им выход

Тут и начались разные интересные моменты. Стал я замечать, что особист учредил за мной самую настоящую слежку. Куда я, туда и он. Я в штурманскую рубку, и он за мной, я карту смотрю, и он за моей спиной. И так каждый раз. Я не выдержал, пригласил его в свою каюту.

— В чем дело? Ты что, мне не доверяешь?

— Что вы, товарищ командир! Но можно вам вопрос задать? Почему вы всякий раз выбираете глубину погружения не так, как все командиры?

— То есть?

— Ну, обычный командир погрузился бы на пятьдесят метров для ровного счета, а вы на сорок семь. Или на девяносто семь, как сейчас, а не сто, как это сделал бы командир, с которым я раньше ходил.

Короче, усмотрел он в моем выборе глубин какой-то шифр, что ли… Ну, посмеялся я про себя, а ему ответил*

— Да потому что я выбираю глубину не по ровному счету, а по гидрологии! Или по изобате… И потом — «семерка» мое счастливое число. Никогда не подводила.

Капитан-лейтенант Юрий Еремин:

— Американцы догадывались о нашем присутствии и потому искали нас очень плотно. Корабельная поисково-ударная группа буквально выжимала нас из интересовавшего нас района Глубины небольшие, в три раза меньше нашей предельной отметки. И тут я нашел на карте одну котловинку, неширокую — всего в три мили, но глубиной около километра. Бутаков спрашивает меня: «Ну, что, штурман, нырнем туда?»

Для того чтобы сказать ему «да», надо было точно знать свое место. Но, как известно, неточность в определении накапливается даже за сутки… Рискованно это было. Но ведь вся наша подводная служба — это сплошной риск. А тут был вполне реальный риск, мягко говоря, касания грунта. На деле при погружении это «касание» могло обернуться серьезным ударом о каменистое дно со всеми вытекающими последствиями. И все же нам удалось плавно вписаться в эту котловину и уйти на предельную глубину. Американцам и в голову не пришло, что мы полезем в эту дыру. Поэтому пошли искать нас дальше. А мы отсиделись и снова ушли к Хуан-де-Фука…

Тот поход запомнился мне еще и тем, что 28 сентября мне исполнилось 28 лет. И я отметил этот праздник у берегов Америки.

* * *

Погружаясь в этот океанский «колодец» глубиной в километр, Бутаков рисковал своей жизнью, жизнью своего экипажа. Он рисковал и международным престижем своей страны. Случись что-нибудь с его кораблем у берегов США, и такая бы свистопляска началась… Он хорошо это понимал, как понимал и то, что, быть может, в те самые дни, когда К-360 выслеживала в проливе Хуан-де-Фука подводный ракетоносец «Мичиган», нечто подобное делала некая американская атомарина у выхода из Кольского залива или навешивала в Охотском море на кабель стратегической связи подслушивающее устройство. Шла холодная война, и подводный флот каждой стороны принимал свои «адекватные меры».

Григорий Бутаков:

— Итак, мы укрылись на большой глубине посреди плоской «горячей сковородке». Нас искали долго и совсем в другой стороне.

Я даже маленько вздремнул в центральном посту. Вдруг вахтенный офицер за плечо трясет:

— Товарищ командир, вас тут по звукоподводной связи вызывают!

— Кто вызывает?

— Не могу знать!

Подумал сначала, что это наша подводная лодка, с которой мы в паре ходили. Но у нее район за сто миль, если не больше. Никакая ЗПС не пройдет. А до России еще полсвета… Вхожу в рубку акустиков и тут слышу, на русском языке с большим акцентом, медленно произносят: «Виктор-три, я вас на-аблюдаю! Виктор-три, я вас на-аблюдаю.» Американец!

Ну, думаю, если бы ты нас наблюдал, то и молчал бы. А так еще только пытаешься это сделать. На психику давишь… Ну, нервы у нас не из лыка шита… Попробуй выковыряй нас из этой расселины!

* * *

Фамилия Бутакова известна на российском флоте едва ли не с пушкинских времен, когда из Морского корпуса был выпущен мичман Алексей Бутаков, ставший впоследствии известным путешественником, гидрографом, контр-адмиралом. Его имя осталось на картах Аральского моря. Вошли в историю отечественного флота братья Григорий и Иван Бутаковы, адмирал и вице-адмирал. Отчаянный храбрец Григорий Иванович Бутаков еще мичманом получил два боевых ордена за участие в боях на Кавказе Но он был настоящим моряком и знатоком морей. Так за составление лоции Черного моря был награжден бриллиантовым перстнем. По-настоящему прославился во время русско-турецкой войны, когда, командуя пароходофрегатом «Владимир», захватил турецко-египетский пароход «Перваз-Бахри». Службу закончил командиром Санкт-Петербургского порта

Его младший брат, Иван Бутаков совершил кругосветное плавание на знаменитом фрегате «Паллада». Особо заметим его участие в Американской экспедиции русского флота, когда в 1861 году российские моряки пришли на выручку США, отстаивавшим свою независимость.

В годы Первой мировой войны на русском флоте служили сразу семь Бутаковых — из них два контр-адмирала, два капитана 1-го ранга, капитан Корпуса гидрографов, прапорщик по адмиралтейству и мичман Григорий Александрович Бутаков, продливший старейшую флотскую династию аж до 1978 года. В годы Великой Отечественной войны капитан 1-го ранга Бутаков командовал отдельным дивизионом канонерских лодок.

Когда я узнал о подводнике контр-адмирале Григории Лукиче Бутакове, я был уверен, что он тоже из этого блестящего семейства Бутаковых. И хотя Григорий Лукич отрицает это, я не верю в простое совпадение сразу четырех наследственных черт: имени, фамилии, морской профессии и адмиральского чина. Не зря в Японии всех однофамильцев считают родственниками и даже запрещают браки между носителями одной и той же фамилии.

Как бы там ни было, нет сомнений, что род Бутаковых с гордостью причислил бы к своему древу и подводника-атомщика Бутакова, родившегося в далеком уральском селе в семье простых крестьян.

Григорий Бутаков:

— Американцы остервенели. Вертолеты подняли, стали нащупывать меня, наверное, где-то хватанули… Двое вели, а третий проверял слежение вместе с «Орионом». Ну, я опять своим излюбленным приемом — ушел под один из кораблей. Они наконец поняли, где я от них прячусь. И этот фрегат, под который я ушел, рванул вперед. Он дает 15 узлов, и я тоже. Он 20, и я 20. Он 30, и я 30. Так и ходили, пока поблизости не оказалась большая цель. Потом застопорил турбины, стал слушать. Транспорт какой-то шел в Сиэтл — я под него. И снова вернулся на исходную. Мне самое главное, чтоб меня в открытый океан не выгнали. Там-то они разгуляются, буев набросают, никуда не уйдешь. А здесь в узкости, в стесненных обстоятельствах можно было играть в «кошки-мышки». Как говорят китайцы, безопаснее всего в пасти тигра. Вот я в этой пасти и прятался. Главное, что успел задание выполнить. Шумы «Мичигана» у нас уже были на магнитофоне…