* * *

Представь, стою в вагоне, выходить через пять остановок, и смотрю почти бессознательно – мысли-то не отменишь – на чью-то смутно знакомую физиономию. А мужик этот, в вязаной шапочке-петушке, тоже смотрит на меня, смотрит… не по-американски пристально так смотрит. И вдруг пробирается ко мне и нерешительно:

– Галка?

И шапочку снимает.

– Господи, – говорю, – Боярин! Лысый!

Ага, лысый как колено, а ведь какая шевелюра была роскошная! Бросается он на меня с объятиями, облапил, как медведь, и видно, что ужасно рад. Галка, Галка, повторяет, мы ж даже не знали, где тебя искать. Куда ты сгинула, как провалилась! Столько лет!

– Да никуда не провалилась, – говорю. – Вот, живу помаленьку, работаю в сфере красоты человеческого облика…

Вышли, само собой, из подземки, оба забыли, куда ехали, зашли в ближайший бар, сели. Ну, и просидели часа два, перебивая друг друга, хватаясь за руки – вспоминали наши прыжки и полеты, наши с ним кожаные куртки «с разговорами»…

Серега Боярин… скажу тебе, это тоже – характер. Он в юности страшно боялся высоты, потому и пошел к нам – себя переломить. Боялся высоты настолько, что каждый прыжок для него был сильнейшим потрясением, прямо героическим преодолением себя. Однажды во время прыжка он, видимо, перенервничав, забыл расчековать запаску и в итоге спускался на двух куполах. А наш ядовитый инструктор Малый такого вот одуванчика на двух парашютах называл «Белоснежкой», потому как запасной парашют всегда белый. И так Сереге стало тошно, когда он понял, что все мы, свидетели его па-де-де, мысленно произнесли: «Белоснежка!», что в следующий раз перед самым прыжком он нарушил «пломбу» на запасном парашюте. И, случись что, воспользоваться им уже бы не смог. Страшный был из-за этого скандал, когда все обнаружилось. И его надолго отстранили от полетов. Но потом, как обычно, вмешался Санёк, и Боярина простили.

Вот и сидели мы, вспоминали и то, и это. Потом еще чуток выпили, и он совсем разговорился, вывалил все о себе.

Лет пятнадцать назад женился на местной, прожил с ней семь мучительных лет и не выдержал, развелся. Ничего плохого: ментальности, говорит, разные. Ну, ментальность, ментальность… Выучил нужное слово. Ничего, он здесь освоился: основал фирму, три шара у него, полеты – нарасхват. Да ты это место знаешь, Галка. Есть такой клуб шаровиков в Адирондаке. Люди самые разные, но не нищеброды. Русских, увы, нет, все коренные американцы, белые воротнички – банкиры, менеджеры, госчиновники средней руки. Все те, кому не хватает адреналина, либо те, кто в детстве мечтал о покорении небес, но родители предложили иное. А тут все же экстрим, что ни говори. И элита, и закрытый клуб, и избранность, и ореол – все в одном флаконе…

– Слушай, – повторял он, – ну прямо бог мне тебя послал! Хочешь у меня поработать? Нет, серьезно?! Ты ж первоклассный пилот! Галка, Галчонок – знаешь, совсем ты не изменилась, правда! Такая же красуля: фигура, рост, волосы офигеть!

– Офигеть, – усмехнулась я. – Подумать только: сто восемь лет бабушке, а волосы еще не выпали.

– Не нравится мне твое настроение… Ты что, так и не пришла в себя за эти двадцать-то с лишним лет? Одна? Ни за что не поверю! Неужто одна? Ты что, думаешь, ему на том свете нужна твоя верность?

– Смени-ка тему, – говорю…

Ну, посидели мы душа в душу, выпили, размякли. Договорились созвониться; я подумала: а и вправду, может, появиться там, просто поглазеть, как сегодня ребята работают. В конце-то концов, все здесь другое и все другие…

Я иногда посматриваю в интернете: такой красоты научились делать купола! И разной формы, от зверушек до настоящих замков, даже целых островов. Помнишь, у Свифта – летающие острова? Вот и здесь: плывет в небе остров, а под ним ма-а-аленькая корзинка с людьми.

– А знаешь, приеду! – сказала я Сереге. – В Адирондаке мы с Саньком не летали, авось, не подохну там от вида шаров.

Ты сама-то бывала в тех местах? Это сказка – Адирондак! Территория гигантская, крупнейший в стране национальный парк. Захватывает земли двух штатов – Нью-Йорк и Вермонт. Здесь национальный парк – он может быть размером с какую-нибудь Чехию. Ох, Адирондак… Там чумеешь от красоты: хвойные леса, озера, реки. Но он не «дикий», в нем и фермы есть, и разные, скажем так, населенные пункты, своего рода дачные городки. Но не в русском понимании – дачи. У богатых там настоящие замки, одиноко стоящие на озерных островах. Озера и сами огромные, пасторальные такие водоемы сложной формы, окруженные лесистыми холмами. А теперь представь: вокруг – буйная цветисто-ковровая осень Новой Англии, ты стоишь на холме, под тобой – сказочной красоты зеркало рассветного озера, посреди него остров или целая россыпь островков, а на островках – замки… И медленно, величаво, невесомо поднимаются в небо над этой невыносимой красотой двадцать шаров одновременно… Сияют изнутри, освещая рассветные небеса малиновыми, изумрудными, желто-сине-зелеными отблесками… И, взбегая из горелок, взлизывают их бледные саламандры огня, и торжественно плывет в тишине рассвета волшебная флотилия – самая прекрасная в мире и, может быть, единственная угодная Богу…

Как он там сказал, Серега-то Боярин: двадцать с лишним лет прошло, пора и в себя приходить…

* * *

…Прости, давно не писала, да. Перед праздниками на работе запарка, так что возвращаюсь домой и падаю в постель чуть не замертво. Уже и готовить себе перестала. Так, сэндвич перехвачу, как бомжиха, – и на боковую. Только и хватает сил, что журнал полистать или погулять по телеканалам. Тут еще Юра, сосед, с гриппом слег, ну, мне пришлось малость подежурить там у него, с девчонками посидеть, подкормить их человеческой маминой едой.

Да нет, все не то! Все – болтовня, и дело не в этом.

Ты спрашиваешь, не случилось ли чего. Все же вот не ошибаюсь я, когда говорю, что у нас с тобой, как у африканских шаманов, душевная связь через океан. Случилось. Еще как случилось!

Даже не знаю, с чего начать и как бы это тебе поаккуратней выложить. Впрочем, ладно: бабы мы с тобой не молоденькие, тертые матерые бабы. Авось и примешь мои откровения с пониманием.

В общем, недели две назад, когда последняя клиентка у меня задержалась до девяти вечера, я в салоне осталась одна – это часто случается. Все девочки давно по домам отправились – им-то есть к кому спешить, – а я так даже люблю эту тишину, вечерние огни за окном и освещенный свой кабинет, пустой от клиентов. Как обычно, сделала кассу, переоделась, выключила свет… Выхожу, запираю дверь и чуть не спотыкаюсь о какого-то бродягу на ступенях.

Наклонилась, вгляделась в него и просто окоченела: Мэри. Сидел на ступенях, сгорбившись, тихо качался. И несло от него густым запахом немытого тела, пота, мочи, какой-то мокрой селедки… И был он без парика, без сережек – и без груди! Был таким, каким я его впервые увидела. И раздетым – в такую-то холодрыгу! Я потрясла его за плечо, спросила:

– Мэри, ты что, Мэри? Что с тобой?

Он не отвечал, сидел, трясся, раскачивался.