Временами он выныривал на поверхность, но не различал окружающего, замечая лишь блики света, чувствуя на губах приятный аромат освежающего напитка, ощущая всем телом тепло и уют мягкого ложа. Постепенно в его забытье стали проникать конкретные образы: прекрасное девичье лицо с внимательными глазами, распахнутое окно с зеленью листвы за ним, фигуры каких-то людей.

Однажды он проснулся окончательно и обнаружил, что лежит в большой светлой комнате. Он опять почти ничего не помнил о себе и с удивлением принялся рассматривать собственные руки, лежавшие поверх одеяла: они показались ему чудовищно худыми. Что-то беспокоило его, но, чтобы не напрягаться, он принялся рассматривать помещение, постепенно вспоминая названия предметов и их назначение. Посреди комнаты стоял стол с прозрачной столешницей; и он, и стоявшие возле изящные стулья казались выполненными из светлого металла, напоминавшего алюминий; стеллаж возле одной из стен занимали книги, какие-то приборы и химическая посуда; под потолком висела удивительной красоты люстра. И тем не менее, комната казалась холодноватой и полупустой — может быть, из-за отсутствия картин, безделушек, декоративных тканей.

Он повернулся набок и непроизвольно застонал. Тут же возле его постели оказалась девушка из его сна: он узнал и внимательные глаза, и каштановые волосы. Но теперь он видел не только прекрасное лицо, но и всю изящную фигурку, одетую в узкую блузку и широкие шаровары. Он вспомнил, где уже видел подобный наряд.

Девушка спросила:

— Ты можешь говорить?

Он кивнул и прохрипел нечто, отдаленно напоминавшее «Да».

— Ты помнишь свое имя?

— Да. Я — Томас Коннор, — неожиданно для самого себя проговорил он.

Мгновенно к нему вернулась память. Он вспомнил, что его казнили за убийство лучшего друга… Вероломного друга… Накануне своей свадьбы с нежно любимой Рут, Коннор застал их в весьма недвусмысленном положении. Потеряв от гнева и отчаяния голову, он кинулся на обидчика и… Если бы Рут любила своего жениха, она устояла бы перед домогательствами друга — это он понял уже в тюрьме и отказался видеться с ней. Печально, что за вину Рут поплатились мужчины: один убит, а другой — казнен…

Оказывается, он прекрасно помнил даже то, что связано с казнью — вплоть до последнего мига. Однако существовала масса вопросов, на которые Коннор не находил ответа: например, почему казненный на электрическом стуле смог погрузиться в летаргический сон, как ему удалось уцелеть после погребения, и, наконец, сколько времени прошло с тех пор, как его зарыли?

Размышления Коннора прервала девушка, спросив:

— Откуда ты родом?

Язык еще плохо повиновался ему, и название города «Сент-Луис» прозвучало невнятно.

Девушка попросила повторить и задумчиво заметила:

— Я не знаю, где это.

— Город должен быть здесь, ведь могилы не переносят, — смятенно возразил Коннор.

— Как знать, — возразила она и задала новый вопрос: — Как долго ты спал?

Ответом на это оказался лишь недоуменный взгляд.

— Судя по твоему виду, сон длился очень долго. Значит, ты весьма богатый человек, — сделала вывод девушка.

Коннор не мог понять смысл сказанного. Непонятное волнение вызвало жажду, и он попросил воды.

— Лучше выпей вот это, — проговорила девушка, подавая стакан с жидкостью, вкус которой Коннор тут же узнал: именно это снадобье придавало ему силы.

Вот и теперь оно оказало то же действие, и Том припомнил еще один эпизод: вот молодые люди укладывают его на своеобразные носилки и несут к Эвани.

— Это ты — Эвани? — тут же спросил он.

Она кивнула и пояснила:

— Еще меня называют колдуньей, знахаркой — кому как взбредет в голову — за то, что я умею врачевать недуги, выхаживать больных, помогаю восстановить силы.

— Так в чем же здесь колдовство? — удивился Коннор. — Это зовется просто медицинской наукой.

— Название не имеет значения, — заметила Эвани. — А вот для того, чтобы выходить тебя, мне надо знать, когда именно ты погрузился в Долгий Сон. Постарайся вспомнить.

Она сказала это совершенно спокойно, словно не видела в подобном явлении ничего странного. Перед глазами Коннора возникли желтевшая за окном камеры листва, и он нерешительно проговорил:

— Кажется, осенью…

— А год ты помнишь? — настаивала Эвани.

— Конечно! Это случилось в тысяча девятьсот шестьдесят первом году.

Она с сожалением взглянула на своего пациента.

— Это тебе пригрезилось, — печально сказала она, — потому что сейчас идет только восемьсот сорок шестой.

Ее слова так удивили Коннора, что он даже не заметил, как Эвани покинула комнату.

* * *

Шло время, силы Коннора заметно прибывали, он постепенно перестал напоминать мумию, становясь все больше похожим на самого себя. Теперь он часто покидал постель и, тренируя непослушные ноги, бродил по комнате. Временами он выбирался за порог дома и, усевшись на крыльце, наслаждался солнечным светом и движением воздуха: его тело, по-видимому, истосковалось по этим ощущениям из-за долгого пребывания под землей.

Наконец настал день, когда Эвани согласилась отвечать на его вопросы.

— Когда меня принесли в твой дом? — спросил он.

— С той поры минуло всего три месяца. Я даже не надеялась, что так быстро поставлю тебя на ноги, уж очень изможденным ты был, — ответила Эвани. — Я еще не видела Спящих в таком состоянии.

— А ты не можешь определить, сколько же я, по-твоему, проспал?

— Наверное, долго. Но ты сам должен все вспомнить.

— Я утратил счет времени, — признался Коннор. — Вот ты сказала, что сейчас восемьсот сорок шестой год. Однако я совершенно точно знаю, что… уснул… в тысяча девятьсот шестьдесят первом! Может быть, вы ведете какое-то свое летоисчисление? — с надеждой предположил он.

— Мы ведем счет годам с Эры Просветления, — ответила девушка, явно заинтригованная его вопросом. — Однако то, что у тебя все перепуталось в голове, вовсе не удивительно: кое-кто из Спящих навсегда утрачивает память.

— Но слово «спящий» мне ни о чем не говорит! — воскликнул Коннор. — Давай начнем с того, что ты мне просто объяснишь, что же это такое.

Эвани кивнула.

— Представь себе, что человек задумал разбогатеть без особых усилий со своей стороны. В этом случае он заключает договор с банком Урбса и помещает туда свой капитал, — начала Эвани. — Условия вклада весьма выгодны — шесть процентов годовых, что дает удваивание капитала через двенадцать лет. Заключив договор, будущий богач погружается в анабиоз, пройдя обработку электрическим током строго определенной силы и дозированного напряжения. Это и есть Долгий Сон. Если он продлится сотню лет, Спящий вместо тысячи монет получит триста тысяч.