Она инстинктивно погладила себя по округлившемуся животу, успокаивая ребенка, оказавшегося на редкость живым созданием.

— Мы можем отправиться вместе, когда родится ребенок, — предложил Оуэн. — Они приедут только в конце мая или начале июня. До этого времени плавать по морям опасно.

— Ты должен ехать, — настаивала она. — Я не какая-нибудь высокородная леди, которая перевязывает груди и отдает ребенка кормилице. Я сельская девушка, и мы сами кормим своих младенцев, муженек. Только вот моя мать была слишком хрупкой и болезненной. Благодарение Богу за Мейбл! Но и она считает, что место ребенка — у материнской груди.

— У меня нет опыта ни с детьми, ни с их матерями, — честно признался Оуэн, — так что я должен принять твои слова на веру.

Он обнял ее, что стало отнюдь не легкой задачей в последнее время, и нежно поцеловал.

— Я завидую малышу, любимая, — многозначительно намекнул он.

— Милорд! — зарумянилась Розамунда, еще не потерявшая способности краснеть.

— Не осуждай меня, любимая, — усмехнулся Оуэн. — Я никогда не думал испытать радости супружества с какой-либо женщиной. Но судьба подарила мне тебя. Я никогда не думал стать отцом, и все же ты с каждым днем все больше набухаешь моим ребенком. Все это так ново и необыкновенно!

Они сидели вдвоем в зале. На дворе завывал ветер, в очаге весело плясал огонь. Два ирландских терьера, гончая и гладкошерстный черный с рыжим терьер растянулись у их стульев. Толстый кот намывался у огня, готовясь ко сну.

— Интересно, Мег так же счастлива? — протянула Розамунда.

— Она королева. Боюсь, у королев мало времени для счастья. Мешают другие обязанности. Зато у нее есть прекрасные наряды, ослепительные драгоценности и, если сплетни не врут, похотливый муж, чтобы ублажать ее в постели. И раз она хочет, чтобы эти удовольствия продолжались и дальше, нужно всего-навсего произвести на свет наследника для Шотландии. Если учесть успехи ее матери в этой области, думаю, ей это удастся.

— Да вы циник, милорд, — рассмеялась Розамунда. — Не ожидала от вас.

— Предпочитаю считать себя реалистом, — улыбнулся он. — Я вырос при дворе Тюдоров, любимая, и хорошо их знаю. Думаю, они пришли бы в ужас, поняв, как много известно о них простым слугам.

Настал март, и снег на холмах начал таять под ветрами, дующими с юга и запада. Земля вновь зазеленела, и овцы с ягнятами мирно паслись на траве. Небо то голубело, то затягивалось дождевыми тучами. Но весна все же вступила в свои права. Прошла Пасха. Время родов приближалось.

— Я больше, чем овцематка, у которой в чреве двойня, — ворчала Розамунда. — Даже ног своих не вижу, только чувствую, что они распухли, как колбасы.

— Если наша благословенная Богородица смогла отважно выносить дитя, — с невинным видом заметил отец Мата, — то и вы сумеете.

Розамунда гневно уставилась на молодого священника.

— Только мужчина способен говорить подобные глупости, святой отец! Если сами не носили в себе новую жизнь и не видели, как ваши груди и живот раздуваются на глазах, значит, понятия не имеете, что испытывала наша благословенная Мать, как, впрочем, и любая другая женщина в подобных обстоятельствах!

При виде сконфуженной физиономии священника Оуэн разразился смехом.

— Ну откуда служителю Божию знать о подобных вещах? Он ведь не муж и не отец! Не смущайтесь, отец Мата, женщины в таком положении, как я обнаружил, чрезвычайно раздражительны.

— Розамунда, прекрати, — мягко попеняла Мейбл. — Ну сама пойми, в чем он виноват?

— В таком случае нечего повторять всякие банальности, хотя бы и церковные, — буркнула Розамунда, поднимаясь из-за стола. Недоуменная гримаса мелькнула на ее лице. Она застыла в неестественной позе и тихо ахнула. Заметив это, Мейбл поспешно спросила:

— Ребенок?

— Вроде бы ничего не болит, — медленно выговорила Розамунда, — но из меня неожиданно полилась вода, хотя это точно не моча. Что могло случиться?

Она ошеломленно смотрела на камеристку.

— Бывает, что роды начинаются схватками, иногда же просто отходят воды, — спокойно пояснила Мейбл. — Малыш решил появиться на свет. Значит, его время пришло, девочка. Походи по залу, пока мы установим у огня родильный стул. Сэр Оуэн, вы и Эдмунд знаете, что делать. Что же до вас, мой благочестивый отец, молитвы бы нам не помешали.

Розамунда принялась кружить по залу. Нежданное возбуждение охватило ее. Она станет матерью. К утру на ее руках будет лежать сын! Наследник Фрайарсгейта! Поскорее выходи из материнского чрева, маленький Хью! Да! Пусть он зовется Хью в честь Хью Кэбота, Эдвардом в память о потерянном брате и Гаем, как отец, которого она едва помнит. Хью Эдвард Гай Мередит, следующий хозяин Фрайарсгейта!

И тут первая схватка скрутила ее.;

Розамунда остановилась и вскрикнула. Волна боли захлестнула ее и быстро откатилась.

— Продолжай ходить, — наставляла Мейбл.

У очага на соломенной подстилке установили родильный стул. На огне кипел котелок с водой. Небольшой стол был завален полотняными тряпками. На другом столе стояли медный кувшин и маленький флакончик с маслом. Не забыты были и колыбель со свивальниками.

— А теперь убирайтесь отсюда, — велела мужчинам Мейбл.

— Оуэн должен остаться! — заплакала Розамунда, пока остальные потянулись к выходу.

— Роды — женская работа, — возразила Мейбл.

— Я останусь, — тихо вставил Оуэн, и Мейбл кивнула.

Розамунда ходила по залу, пока ноги не подкосились и она больше не могла стоять. Оуэн подхватил ее, не дав упасть, понес к стулу и усадил. Розамунда судорожно сжала крепкие деревянные подлокотники. Промежутки между схватками становились все короче, и ей казалось, что муки никогда не кончатся.

— Тужься, девочка, — приказывала Мейбл. — Ты должна вытолкнуть ребенка из своего тела.

— Не могу, — всхлипнула Розамунда. Ее лоб был покрыт крупными каплями пота. Дыхание со свистом вырывалось из груди.

— Ты должна! — свирепо прошипела Мейбл.

Долгие весенние сумерки перешли в темнейшую из ночей. Она длилась и длилась, и Розамунда все больше уставала, стараясь привести в этот мир наследника Фрайарсгейта.

Оуэн все время был рядом, ободряя ее, увлажняя сухие губы тряпочкой, смоченной вином, убирая длинные обвисшие пряди с мокрого лба.

Наконец, когда небо едва посветлело, Мейбл вскрикнула:

— Еще чуть-чуть, девочка! Ребенок почти вышел! При следующий схватке тужься что есть сил!

Розамунда вцепилась в подлокотники, стиснула зубы и напряглась. Тишину прорезал вопль, и Мейбл, вовремя вставшая на колени перед стулом, подхватила кричавшего младенца.

— Девочка, — воскликнула она, — и такая же хорошенькая! Совсем как ты, когда родилась!