Громче застучала машина, задрожал весь корпус корабля. Матросы затопали вокруг кабестанов, поднимая якоря – и «Ярославль» пошел на штурм последнего отрезка далекого пути.

Далеко обойдя самый южный мыс острова Крильон, капитан, вставший на «собачью вахту», взял круто вправо, и вскоре «Ярославль» закачали длинные злые волны Татарского пролива.

Заснув накануне с полуоткрытыми иллюминаторами, Агасфер проснулся от ощутимого озноба, хоть и спал под теплым одеялом. Едва начинало светать, и по каюте метались порывы холодного, прямо-таки осеннего ветра. Он попробовал зарыться в одеяло поглубже, но сия мера помогла мало. Пришлось встать и закрыть иллюминаторы.

Поняв, что уснуть больше не удастся, Агасфер оделся и вышел на палубу. «Ярославль» на двух третях мощности своих двигателей, без парусов, ходко шел вдоль мрачных скал по правому борту. Где-то здесь, на полпути вдоль западного побережья, была расположена фактория купцов Семенова и Демби – но, сколько ни всматривался в темноту Агасфер, не увидел ни одного огонька. Берег был темен и неприветлив.

⁂

Вскоре после полудня «Ярославль» сбавил ход и дал длинный хриплый гудок, извещая островную столицу о своем прибытии. Одолжив у старпома бинокль, Агасфер всматривался в место своей службы. Несколько домишек, пара длинных амбаров, груды угля… У хлипкого причала спешно разводили пары на катерах генерал-губернатора и капитана порта: «Ярославль» здесь ожидали явно позже. Загремели цепи якорей – двух носовых и кормового – однако, памятуя о том, что на здешнее дно надежды мало, корабельную машину Епифанцев распорядился держать под парами.

Отовсюду к причалу сбегался народ – все больше в сером, арестантском. Расставаясь с «Ярославлем», затянули какую-то длинную заунывную песню и в трюмах парохода.

Не прошло и четверти часа, как катера у причала окутались густыми клубами дыма и двинулись к «Ярославлю». Епифанцев приказал спустить правый, парадный трап. И вскоре по нему молодцевато взбежали несколько офицеров, в том числе подпоручик Марченко[64] и старший адъютант генерала Ляпунова Домницкий.

Поздоровавшись с капитаном, Марченко и Домницкий направились к Агасферу, скромно стоявшему в сторонке, лихо откозыряли:

– Господин инспектор Главного тюремного управления барон фон Берг? Желаем здравствовать, ваше высокоблагородие! – молодцевато рявкнул Домницкий. – Прошу следовать за мной: его высокопревосходительство генерал-губернатор и единовременно начальник местного гарнизона Михаил Николаевич Ляпунов поджидают-с!

– О багаже не извольте беспокоиться, господин барон: доставят в лучшем виде-с! – добавил Марченко.

– Здравствуйте, господа! Здравствуйте! – Агасфер подал офицерам руку и, улыбнувшись, добавил: – С багажом про прислугу мою не забудьте – там, в каюте.

– Прислугу? – принимая шутливый тон высокого гостя, рассмеялся Домницкий. – Это, как говорится, приехать в Тулу со своим самоваром, ха-ха! Чего-чего, а прислуги здесь хватает! Целый остров-с!

– Ну разве что красавицу писаную привезли! – подхватил Марченко.

– Увы, всего лишь учитель японского языка и камердинер одновременно, – развел руками Агасфер. – Красавицу моя супруга рядом с собой вряд ли потерпела бы!

– Наслышаны, наслышаны и о вашей супруге. – Домницкий, деликатно поддерживая гостя под локоть, вел его к трапу. – Мы тут хоть и обитаем у черта на рогах, но связь с внешним миром все-таки поддерживаем-с!

На берегу столичного гостя поджидала отличная тройка сытых лошадей личного выезда генерал-губернатора. Убедившись, что гость удобно устроился, Марченко приказал кучеру «гнать как черт», сделав при этом зверское лицо: очевидно, приезжего хотели поразить лихой ездой. Кучер взмахнул кнутом, засвистал по-разбойничьи. Солдат, придерживающий пританцовывающих жеребцов под уздцы, едва успел отскочить в сторону, и те рванули с места в карьер, сгоняя с пути пешеходов и давя кур. К счастью, пост Дуэ не был велик, и спустя уже несколько минут тройка вылетела на проезжую дорогу, ведущую в пост Александровский. Не прошло и четверти часа, как кучер осадил жеребцов у парадного крыльца особняка генерал-губернатора.

Генерал-майор Ляпунов встретил Агасфера у дверей своего кабинета, по армейскому обыкновению поинтересовался – не голоден ли гость? Получив отрицательный ответ, посулил в положенное время угостить чем Бог послал и предложил гостю покойное кресло напротив своего рабочего стола. Усевшись на свое место, Михаил Николаевич принял у приезжего предписание Главного тюремного управления, надел круглые очки и углубился в чтение.

Свое последнее назначение генерал-майор получил четыре года назад, в 1898 году, собрав до этого внушительную коллекцию орденов и почетных наград. Однако военного опыта за все предшествующие годы он не приобрел – если не считать нескольких годов службы младшим офицером в пехоте и артиллерии. Потом Ляпунов пошел по линии военно-судебного ведомства и заслужил благоволение высшего начальства не как боевой генерал, а как усердный исполнитель приказов руководства. Трудно судить, чем руководствовался Николай II, ставя Ляпунова во главе самой большой и отдаленной каторги России и одновременно начальником местной воинской команды. В принципе, генерал военно-судебного ведомства годился для управления арестантами и ссыльнопоселенцами. Однако знания законов и опыта работы военным следователем, а впоследствии и военным прокурором Московского военно-окружного суда, было маловато для управления большим и сложным хозяйством острова. За глаза Ляпунова называли судебным генералом. А сам он достаточно самокритично признавал отсутствие у себя не только способностей, но и желания вникать в сложные тюремные вопросы и решать проблемы улучшения жизни и быта ссыльнопоселенцев.

Известие о скором прибытии в островную епархию инспектора Главного тюремного управления поначалу болезненно насторожило генерала: как никто другой, он знал о своих недочетах в этом направлении. Это был как раз тот случай, когда титулярный советник, какой-то «титуляшка» из столицы, мог наделать много неприятностей его высокопревосходительству[65].

Однако по мере чтения предписания, предъявленного столичным «титуляшкой», морщины на высоком лбу Ляпунова, переходящем в обширную лысину, стали разглаживаться. Дело-то обстояло не так плохо, как представлялось! Приезжий оказался не только и не столько ревизором, сколько присланным сюда чиновником-службистом. В предписании была указана даже конкретная служба, которая поручалась барону фон Бергу: смотритель поселений.

Генерал перечитал бумагу еще раз: нет, он все понял верно. Изучив состояние каторги, барон должен был и остаться здесь, на Сахалине, под его, Ляпунова, началом.