– Я убил его вот этой рукой! – Он поднял кулак. – Вначале отрубил руку, в которой тот держал меч, потом – голову! За это наш клан получил хорошую долю в добыче.

– Слуги, гарем и дети?

– Слуги ушли в рабство, гарем и детей вырезали.

– Всех?

– Да. Впрочем, не нашли одну из дочерей паши. Как ее… Делал! Да, именно ее искали по всему дворцу, но бесполезно. Девчонка пропала. Как сейчас помню, во дворце на дворе выложили все трупы, недоставало только ее.

– Ты это откуда знаешь?

– Очень уж аменокаль ругался.

– И где же те служанки гарема? Я видел лишь дюжину рабов, и все – мужчины.

– Мы отдали своих рабов за право остаться здесь. Пусть они служат другим, зато мы тут живем как в раю.

– Всего в дневном переходе от разграбленного вами же Туниса? И никто ни разу не пожелал вам отомстить?

– Нет. Ни разу. У вас есть еще вопросы, господин?

– Последний. Где сейчас найти служанок гарема?

– Надо отправиться в Таузар. Там, на берегу озера Джерид, стоит племя, которому отошли женщины. Они предлагают их проходящим караванщикам. Как знать, может, кто-то из них еще и жив.

– В этом Таузаре есть нотариус?

– Кто?

– Кто-то, кто может заверить твои слова на бумаге так, что их невозможно будет опровергнуть.

– А, да, там есть кади.

На этом де Савьер допрос окончил, развеяв заклятье.

– Что будет дальше? – поинтересовался вождь.

– Завтра с тобой поедем в этот самый Таузар.

И, увидев, как радостно вспыхнули глаза кочевника, добавил:

– И половина мужчин клана с нами. Чтобы не соблазнять тебя на самопожертвование.

Выйдя из шатра вождя, де Савьер жахнул молнией в ближайший бархан. Мощно, от души, в удовольствие.

В ответ прилетела ударная волна, посадившая его на пятую точку и заставившая долго трясти головой. Кочевники, не ожидавшие катаклизма, просто попадали. А испуганные, обычно флегматичные верблюды и ослы резво разбежались кто куда, со страху проломив ограждения загона. Их потом долго ловили.

Зато с этого момента ни один, даже самый отчаянный мальчишка не посмел не то что бросить камень – косо посмотреть на грозного мага.

Уезжая из стойбища, маг бросил взгляд на товарищей по несчастью. Издевавшиеся, старавшиеся всячески отравить жизнь такого же раба, но попавшего в другие условия… сейчас они смотрели на него с ненавистью. Не потому, что они остались в неволе, а потому, что он смог вырваться.

Рабы. Ставшие рабами в душе.

* * *

Путь до Таузара был долог и скучен. Одно развлечение – где-то на середине пути на караван напали другие кочевники. Ну как развлечение… Перед нападавшими встала стена огня, и они предпочли отступить.

Что еще? Каждый вечер в палатку де Савьера стали наведываться девушки. Оказывается, у этого народа досвадебные приключения не осуждались от слова «вообще». Потом, рассказывая жене об этом путешествии, он горячо уверял, что никогда не видел никого страшнее женщин пустыни. Молясь в душе, чтобы не дай Спаситель не перепутать слово «страшней» со словом «страстней».

В Таузаре же прождал целый день, пока вождь не привел в его шатер пятерых женщин. Иссохших, потасканных и с плохими зубами.

Когда они стали кокетливо улыбаться, демонстрируя как бы невзначай тощие прелести, де Савьера откровенно замутило.

Подзатыльниками призвав «прекрасных дам» к дисциплине, допросил каждую по отдельности, в результате составив странную картину.

В гареме действительно была белокурая галлийская женщина, некая Дениз, но не наложницей, а такой же служанкой. Иногда ее отправляли ублажать гостей паши, в остальное время она прислуживала женам и возилась с детьми. Да и не могла она ни на что претендовать, поскольку попала в услужение не девственной.

Только последние пять лет перед нападением она занималась лишь старшим ребенком – любимой дочерью паши Делал. Учила ее европейским языкам, музыке, даже танцам! А еще, говорили, математике, но это, скорее всего, врали – зачем математика женщине?

Мать-то Делал дочерью и не интересовалась, она о паше беспокоилась. Чтобы, значит, и ему угодить, и конкуренток вовремя извести. В гареме жизнь сложная, к неге не располагающая. Чуть зазеваешься, сразу отравленный мандарин скушаешь. Да. А кончили все одинаково. Каждая из свидетельниц видела, как лежали те женщины, мальчики и девочки на песке с перерезанным горлом. Смерть всех помирила.

Но Делал, действительно, никто не видел. Вообще-то в лицо ее нападавшие не знали. Искали десятилетнюю девчонку с ярким, идеально круглым родимым пятном на правой кисти.

И кстати, эта Дениз тоже пропала. Но это ни о чем не говорит – некуда там было бежать. Так что гниют где-то обе в каком закутке… или сгнили уже. На такой-то жаре.

А был ли у этой женщины сын? Нет, его и быть не могло. Ее почему к гостям-то отправляли? Не могла она рожать, а значит, и проблем с чужими детьми не создаст, и всегда готова… ну, вы поняли, господин. Ага, главный евнух не раз говорил, что ее только потому и купили.

Вот так вот.

Все показания были местным кади запротоколированы, заверены. После чего де Савьер стер ему память. Не насовсем, через три месяца восстановится. Но пока никакой дурной вести ни в Тунис, ни куда дальше от него не полетит.

Потому к Тунису маг подъезжал с чувством выполненного долга. А что, показания о том, что у досточтимой де ла Сьот никаких сыновей не было, с собой. Вообще, похоже, что налет на дворец паши – дело рук самого султана, ну да это уже господина де Савьера не касается.

Ему осталось переправить документы в Галлию, а там… Что за самозванство на родство к королю полагается? Сдирание кожи заживо? Ну так извините, не мы законы писали.

* * *

Вот и долгожданный Тунис. Де Савьер не побрезговал отобрать у бывших хозяев хорошую одежду и пять золотых. А что, покупать и унижать его они не стеснялись? Пусть теперь благодарят своих странных богов, что еще легко отделались.

Так что на улицы города уверенной поступью ступил гордый и богатый кочевник в синих одеждах, с лицом, замотанным синей тканью, с длинным мечом в богатых ножнах на боку. В общем, задевать такого человека не рекомендовалось.

Вначале кочевник прошел к разрушенному дворцу посмотреть, какую пользу принесла чайханщику его мерзкая сделка.

Да. Прошло полтора месяца, а на чайхану уже без слез не взглянешь. Пусто, обшарпанные столбы веранды и длинный тощий мерзавец сидит на крыльце, опустив голову вниз, аккуратно поглаживая изуродованную левую кисть. Бравого вышибалы не видно. Что ж, судьба каждому воздала по заслугам.

Или судьбу звали д’Оффуа? Возможно. Во всяком случае, следует отправиться в гостиницу… как ее… а, «Дарбенсем». Господи, ну и название!