«Ну, давай, ублюдок!»

Хотя голос был еле слышен, уловить канадский акцент не составляло труда. Я был совершенно уверен, что это голос Уолли. Я вызвал его по радио, но снова не получил ответа. Через 2 с лишним часа я посадил 16 самолетов в Тангмере. За нами последовали 3 самолета из четверки МакЛеода и 3 самолета Крошки Мака.

Прежде всего я начал допрос пилотов Крошки Мака, так как сам он не вернулся. Он возглавлял 4 «Спитфайра», которые нырнули в дымку и после некоторых поисков увидели в миле впереди себя смутные силуэты 6 «фоккеров». Канадцы атаковали противника, но взаимная страховка немцев оказалась превосходной. Они внезапно развернулись навстречу и бросились в лобовую атаку. «Спитфайры» держали курс, и два соединения стремительно сближались. После первой атаки началась общая свалка, но Крошка Мак в ней не участвовал. Другие пилоты видели, как его «Спитфайр» вспыхнул и камнем полетел вниз после лобовой. Так погиб этот маленький, но очень смелый офицер.

Опечаленный этим известием, я начал выслушивать отчеты летчиков четверки МакЛеода. Они тоже перехватили маленькую группу «фоккеров», но вражеские пилоты сразу скрылись в темноте, как только «Спитфайры» заняли выгодную позицию. Три самолета снова соединились, но не смогли найти своего командира. Затем они услышали мой приказ возвращаться, и взяли курс на Тангмер. Да, они тоже слышали ругань по радио и уверены, что это был голос командира эскадрильи.

Я был уверен, что МакЛеод выбрал себе цель и погнался следом за ней к границам Германии. К этому времени я уже достаточно хорошо изучил характер этого человека и понимал: если он вцепился во фрица, то не выпустит его, пока кто-нибудь из них не рухнет на землю. Мы уже потеряли много хороших пилотов при подобных обстоятельствах. Поэтому меня очень беспокоила перспектива потерять опытного командира эскадрильи перед самой высадкой на континент. Я пошел в домик на стоянке и вызвал центр управления полетами. Имеют они какие-нибудь известия о майоре МакЛеоде? Да, имеют! Он только что сел на аэродром на юго-востоке Англии и сбил один «фоккер». Проклятый «фоккер»! Мало ему, не настрелялся! Я уточнил время приземления МакЛеода и легко подсчитал, что он находился в воздухе почти 3 часа. Это означало, что он вернулся на последних каплях бензина.

МакЛеод прилетел в Тангмер и, вылезая из кабины, безмятежно улыбался. Я постарался подавить свой гнев. Однако в тот же день я собрал пилотов в комнате для инструктажа и особо подчеркнул необходимость взаимной страховки, внимательного наблюдения и беспрекословного исполнения приказов. Я сказал, что эпоха одиноких волков ушла вместе с Первой Мировой войной. Одиночки никогда не играли роли в боях над Англией и континентом. Сумасброд Берлинг продемонстрировал над Мальтой, что агрессивный одиночка может сбить несколько вражеских самолетов, если ему будет везти. Однако ни один летчик, каким бы умелым он ни был, не может одновременно уничтожать вражеский самолет и следить за собственным хвостом. Я постарался подчеркнуть, что не пытаюсь принизить достижения Берлинга, но просто заявляю, что не потерплю одиночек в своем соединении.

* * *

В последние несколько недель перед высадкой мы летали очень много, проводя самые разные операции. Мы подвешивали бомбы к «Спитфайрам» и начинали день с атак мостов и виадуков. После ленча мы брали подвесные баки и отправлялись во Францию охотиться за поездами и автоколоннами. Наш день мог завершиться новой бомбовой атакой, хотя теперь целью становилась радиолокационная станция на вражеском берегу. Почти все операции мы проводили в Нормандии, хотя пару раз нас направляли в другие районы. В то время все эти усилия казались разрозненными и не связанными между собой, однако они были частью хитроумного скрытого плана, который должен был подорвать немецкую транспортную систему. Иногда нас переключали на бомбовые атаки пусковых установок Фау-1 в районе Па-де-Кале. Эти цели было трудно поразить, так как немцы их тщательно маскировали и устанавливали вокруг множество зениток. Мои канадцы прошли все эти операции без потерь, хотя однажды нашему певцу Джонни Мариотту пришлось садиться на воду.

Когда мы зашли в атаку на пусковую установку, нас вдруг окружили многочисленные разрывы зенитных снарядов. Если бы это был рейд истребителей, я просто приказал бы набрать высоту и сменить курс, что запутало бы вражеских наводчиков. Но сейчас мне приходилось выдерживать постоянную скорость и высоту и ждать, пока пусковая установка появится под моим левым крылом чтобы войти в крутое пике и сбросить бомбы с высоты 4000 футов. Только после этого я буду свободен.

Ближе к цели огонь зениток стал еще плотнее. Поэтому я зауважал парней с бомбардировщиков, которые сталкиваются с этим во время каждого вылета. Наконец цель мелькнула под крылом «Спитфайра». Когда она появилась, я сделал полупереворот. Мы ринулись вниз, и легкие зенитки обрушились на нас. Я сбросил бомбы и рванул ручку на себя, чувствуя, как перегрузки вдавливают меня в кресло. Разрывы гнались за мной. Поэтому я совершенно не удивился, когда услышал Мариотта:

«Седому от красного-2. Меня подбили! Температура растет».

Мы находились почти над французским берегом. Если Мариотт выпрыгнет с парашютом, шансов спастись у него не будет, так как побережье кишело немцами. Я решил отвести его как можно дальше вглубь Ла-Манша.

«О'кей, Джонни, — ответил я. — Оставайся в машине, сколько сможешь. Я вызову навстречу „Валрос“. Красный-3, передай сигнал бедствия».

Я кружил вокруг «Спитфайра» Мариотта, который постепенно терял высоту. Он летел очень медленно, на минимальных оборотах мотора, чтобы по возможности снизить температуру масла и охлаждающей жидкости. Каждые несколько секунд из выхлопных патрубков вылетали клубочки белого дыма.

«Как там, Джонни?» — спросил я его.

«О'кей, сэр. Температуру зашкалило, но он все еще держится».

«Спитфайр» снизился до 2000 футов. Мариотту пора прыгать, вдобавок постоянно нарастает опасность, что самолет вспыхнет.

Я приказал:

«Прыгай, Джонни. Мы сразу подберем тебя».

«О'кей, сэр», — радостно ответил он.

Мы видели, как раскрылся парашют. Затем он забрался в свою резиновую лодку и махнул рукой, когда я пролетел на высоте несколько футов над ним. Я оставил четверку «Спитфайров» прикрывать лодку, но их вскоре сменили. Когда я сел, то офицер управления полетами сообщил, что Мариотт уже находится в «Валросе» и летит на прибрежный аэродром. Это была отличная спасательная операция.

В тот же день Джонни Мариотт вернулся. Он был всеобщим любимцем и обладал хорошим голосом, как я уже говорил. Мы отпраздновали его возвращение пирушкой, и после первой же пинты он запел. Когда вечеринка закончилась, он продолжал петь и даже попробовал продолжить, когда его силой засунули в постель.

* * *

Ближе к концу марта нас снова перебазировали, теперь в Форд на побережье Сассекса. Соединение Пола Давуда, которое состояло из крыла «Спитфайров» и крыла «Тайфунов», было расформировано, так как он не мог командовать двумя различными типами самолетов, имеющими совершенно различные задачи. Поэтому мы покинули хозяйство Давуда, и нашим командиром снова стал Билл МакБрайан.