Он помял голенища, заглянул внутрь добротных сапог и с сожалением бросил их к ногам задержанного – сам он был в стоптанных ботинках. И тут же снял с Микки шапку, ловко перебрал пальцами каждый шовчик. Уже хотел было вернуть ее, но на мгновение задумался, сказал напарнику:

– Дай-ка ножик!

Аккуратно вспоров шапку, он вместе с куском ваты извлек клочок бумаги.

– Ловко ты! – восхитился напарник.

– Обыкновенно. Я ведь раньше портняжил… Гляжу, везде шов как шов, а тут кривоватый.

Другой красноармеец опустил винтовку, протянул руку к бумажке:

– Ну-ка, чего там? – и медленно, почти по складам, прочитал: – «Доверься этому человеку. Петер».

– Вот видите, ничего особенного… Знакомый дал, чтоб ночевать пустили, – объяснил Микки. – Теперь ведь как? Не знают человека, так и в калитку не пустят.

– «Доверься», значит? – осмысливал прочитанное красноармеец. – Ишь ты! Не Петро, не Петруха, а Петер! Немец, что ли?.. Ладно, обувайся.

Из близкого оврага послышались приглушенные голоса. Подошли трое – еще два красноармейца и командир.

– Что тут у вас? – простуженно спросил командир.

– Да вот, товарищ разводящий… С той стороны шел. Оружия нет. Но глядите, какую хитрую бумажку в шапку зашил!

Разводящий взял записку, посмотрел, бережно спрятал.

– Я объяснял уже, – торопливо сказал Микки. – Могу и вам объяснить!

– Это обязательно, – сказал разводящий, – объяснишь. Только не мне, а в другом месте. Там разберутся. Там умеют разбираться! А теперь пошли, следуй за мной!

Держа в опущенной руке наган, он пошел вниз по откосу. Красноармеец с винтовкой наперевес встал позади задержанного, легонько подтолкнул его штыком в спину:

– Приказу, что ли, не слыхал? Шагай!

– Да-да, – поспешно кивнул Микки, – сейчас. – И посмотрел вокруг долгим, тоскующим взглядом.

Светало. Притих, ожидая весеннего пробуждения, лес. Звезды меркли и уходили в вышину. Туман таял в сладком утреннем воздухе. Легкий морозец сковывал подтаявшие сугробы. Хорошо было вокруг, спокойно и благостно. Трудно думать в такую минуту о том, что твоя короткая, не пустившая новых ростков жизнь на исходе. А Микки об этом и думал.

В 1918 году, когда созданная Дзержинским Всероссийская чрезвычайная комиссия переехала в Москву, в этом доме по улице Гороховой, 2, разместилась Петроградская ЧК. О Гороховой ходили страшные истории. Именно здесь, в коридоре, подслеповатый поэт Леня Канегиссер застрелил первого председателя ПетроЧека Моисея Урицкого: мстил за расстрелянных товарищей. Затем сюда приехала целая группа руководителей, чтобы, в свою очередь, отомстить – но уже не Лене, который был в краткий срок поставлен к стенке, а всем классово чуждым элементам северной столицы.

Николай Комаров, бывший рабочий-большевик, подпольщик со стажем, новый председатель ПетроЧека, и следователь Эдуард Отто пришли на Гороховую уже после того, как убрали тех, кто поднимал первую и самую большую волну «массовидного террора». Они хотели работать честно и профессионально.

…Микки, доставленный в один из кабинетов Петроградской Чека, чувствовал себя не очень уверенно, однако и капитулировать не собирался. В кабинете были двое мужчин в обычных, не первой свежести костюмах. Один сидел за письменным столом, другой, пристроившись на жесткой кушетке возле окна, сосредоточенно перечитывал бумаги. Человек за столом придвинул к себе папку, взял в руки карандаш:

– Давайте знакомиться. Я – следователь по особо важным делам Эдуард Морицевич Отто. Ваши фамилия, имя, отчество?

– Черкизов Александр Александрович… Это видно из паспорта. При задержании я уже рассказывал причины и все прочее…

– Вас не затруднит повторить еще раз? – попросил Отто. – А я зафиксирую ваш рассказ на бумаге. Это для отчета.

– Родом я из Ровно. Родители давно умерли, и меня воспитывала тетя, в Белой Церкви. Там я окончил гимназию. Потом поступил в университет… – Микки поднял на Отто чистые, наивные глаза, спросил: – Вероятно, эти подробности моей жизни вам вовсе неинтересны?

– Ну отчего же! – возразил следователь. – Однако перейдем к событиям не столь давним. Скажите, с какой целью вы перешли границу? Или я не прав – вы не переходили ее?

– Вынужден покаяться, – вздохнул Микки, – перешел. Понимаете, когда белоцерковская тетя умерла, я уехал в Ревель. Надеялся найти там другую свою тетю. Но оказалось, что год назад она выехала в Петроград. Что было делать? Покинув Ревель, я направился в Гельсингфорс, а оттуда…

– Я ведь спросил, с какой целью вы перешли границу, а вы мне про тетушек… С каким заданием? От кого?

Микки с недоумением посмотрел на следователя:

– Вы подозреваете во мне… шпиона?

Отто устало улыбнулся:

– Я хочу знать истину, должность такая. Ну ладно… Что означает вот эта найденная при вас записка? – Он достал из папки разглаженную бумажку, прочитал: – «Доверься этому человеку. Петер». Кому это адресовано? Кем?

Микки рассчитывал на худшее и теперь почти успокоился. Этот добродушный и улыбчивый следователь не внушал ему особых опасений. Видимо, прав был полковник Татищев: главное – не сбиться с легенды, стоять на своем.

– Знакомый финн написал. Петер Вайконен. Своему брату. Чтобы тот приютил меня в Петрограде на первое время.

– Весьма правдоподобно, – кивнул головой Отто, – хотя и несколько однообразно: вслед за родными тетями знакомые с братьями в ход пошли. Вы что же, впервые в Петрограде?

– Да. – И, предугадывая следующий вопрос, без паузы добавил: – Брат Вайконена проживает на Малой Московской, в доме номер двадцать пять.

– Это, кажется, на Аптекарском? – спросил Отто.

– Нет, на Каменном, – ответил Микки и лишь потом понял, что допустил ошибку: следователь спросил, на каком из островов находится Малая Московская улица – приезжий не понял бы этого вопроса. Исправляя оплошность, быстро добавил: – Это мне Вайконен объяснил, что на Каменном. Он ошибся?

С кушетки поднялся помалкивавший до этих пор человек.

– Моя фамилия Комаров, – сказал он. – Николай Павлович. Позвольте разочаровать вас: нет двадцать пятого номера на Малой Московской.

– Как это – нет?

Николай Павлович развел руками:

– Пожар! Сгорел самым бессовестным образом еще в прошлом году. И тем самым вас подвел.

– Значит, Петер Вайконен не знал этого.

– Судя по всему, он многого не знал. Потому и предложил вам столь неважнецкую легенду. Рассчитанную на простаков.

– Я вижу, вы мне совершенно не верите! – удрученно воскликнул Микки. – Но что же мне тогда делать?

– Не лгать! – сухо сказал Комаров. – Ибо все сказанное вами – ложь. От первого и до последнего слова. И зовут вас иначе. И явились вы в наши северные края с юга. Как я понимаю, из Крыма. Те, кто разрабатывал вам легенду, не учли одну мизерную деталь: ваш южный загар. Словом, подумайте.