Движение в 1920-е годы на улицах Ленинграда было не такое густое, дисциплина слабая, поэтому мы частенько, сдав свой вкусный товар, распивали четвертушку водки или бутылку вина и ехали домой. И я до сих пор удивляюсь, что у нас ни разу не случилось аварии и не было ни одного прокола на шоферском документе.

Наш завод до революции принадлежал военной организации — Гвардейскому экономическому обществу, которое в начале двадцатого века построило здание и в нем магазин, в котором ныне помещается универмаг ДЛТ. После гражданской войны его хозяином стало Ленинградское окружное военно-потребительское общество (ЛОВПО). Теперь это Военторг. Районные рабочие кооперативы входили в общегородскую организацию Петроградское единое потребительское общество (ПЕПО), вскоре переименованное в Ленинградский союз потребительских обществ (ЛСПО). Ему и принадлежал наш завод.

Двадцатые годы были годами расцвета нэпа. Кроме двух государственных заводов в городе существовали и частные колбасные мастерские, которые в ряде случаев качеством своей продукции превосходили изделия государственных заводов. Поэтому некоторые завмаги предпочитали торговать колбасами из частных мастерских известных тогда хозяев — Григорьева (Васильевский остров), Рыбкина (Московская застава), Кузнецова (Невский проспект) и др.

Волей-неволей и нашему заводу приходилось вести с ними конкурентную борьбу, бороться за покупателя, а для этого не уступать им по качеству изделий и быстроте их доставки в магазин. Для этого на заводе имелся специальный агент по распространению выпускаемой продукции — эстонец Иван Карлович.

Завод, когда я на нем работал, был полукустарным. На нем работало немногим больше сотни человек. Такие операции, как подготовка кишок, набивка фарша в кишки, резка шпига, обвязка сырых колбас шпагатом и другие, происходили вручную. Отсюда и название выполняющих эти операции: кишечник, шприцовщик, шпикорез, вязальщик. Рабочий у котлов для варки колбас и окороков так и назывался — котельщик.

По старой традиции каждый работник завода, будь это сторож или счетовод, заведующий или уборщица, получали вечером при уходе домой по полфунта (200 граммов) чайной колбасы на завтрак. Но с введением сдельщины на колбасных заводах в 1925 году эта традиция ушла в прошлое.

В те времена (двадцатые годы) завод вырабатывал и отпускал потребителям от 60 до 100 пудов, то есть по одной-полторы тонны колбас и копченостей в день. По сравнению с тем, сколько этот же завод дает продукции теперь, это было, конечно, очень мало, но зато ассортимент его изделий был очень широк. Одних вареных сортов, включая сосиски, было свыше десятка наименований, около десятка наименований было твердокопченых колбас и четыре сорта полукопченых. Все колбасы набивались, или, по профессиональному выражению, шприцевались только в натуральные говяжьи, бараньи и свиные кишки.

Перечисление названий этого вкусного съедобного товара заняло бы много времени, поэтому я лучше от этого воздержусь, а буду продолжать писать о себе и своей жизни на заводе и вне его.

— А не пора ли тебе, тезка, вступать в партию? Парень ты хороший, честный, развитой, общественными делами интересуешься, — сказал мне один раз Ф. Г. Князев в январе 1925 года. — Идет ленинский призыв в партию. 21 января будет первая годовщина со дня смерти В. И. Ленина, на заводе состоится торжественно-траурное партийное открытое собрание, — продолжал Князев, — будет прием в партию, так что подавай заявление.

Я давно уже думал о вступлении в партию, но считал себя еще недостаточно подготовленным и сильным для этого. Коммунисты же казались мне особыми людьми, кристально честными борцами против зла и несправедливости. Я вспомнил призыв ЦК партии: «Все, кто покрепче, — в ряды ВКПб!» «Значит, и я могу быть полезным членом партии, раз меня приглашают вступить в нее в такое трудное для страны время?» — подумал я и спросил Федора Герасимовича:

— А как же быть с рекомендациями?

— Во-первых, я как член ВКПб с 1914 года, тебе дам рекомендацию, так как знаю тебя с 1920 года, вместе служили в Красной Армии; во-вторых, тебя будет рекомендовать наш парторг Иван Слюняев — балтийский матрос, партиец с 1918 года; и, в-третьих, рабочий-разборщик Александр Солнцев, член партии с 1920 года, да, кроме того, и беспартийные рабочие будут на собрании выдвигать тебя в ряды партии.

Я написал заявление, получил от названных товарищей рекомендации, и на собрании, посвященном первой годовщине со дня смерти В. И. Ленина, был принят в кандидаты ВКПб. Вместе со мною были приняты молодые рабочие: Алексей Сеземов — разборщик, Павел Ананьев — кишечник, Сергей Благинин — коптильщик и Алексей Кузьмин — бухгалтер. Все с годичным кандидатским стажем.

Я всегда относился к своей работе добросовестно, но теперь почувствовал необходимость принимать и в общественной работе самое активное участие. Вскоре меня избрали в состав завкома и поручили культкомиссию. Затем вместе с бухгалтером А. Кузьминым мы организовали регулярный выпуск стенной газеты «Волчок», в которой я помещал свои заметки и сатирические стихотворения.

В 1925 году начали открываться «трудовые сберегательные кассы» (так они вначале назывались). Я стал одним из первых вкладчиков в ближайшей сберкассе и стал горячо агитировать за них и вовлекать новых вкладчиков. Некоторым из моих товарищей коммунистов не понравилось такое мое рвение к сберегательному делу, и один из них, товарищ Степан Объедков, во время чистки партии в 1929 году даже задал такой вопрос:

— Ты, товарищ Кудрявцев, очень уж агитируешь за сберкассы. Люди говорят, что ты накопил уже целую тысячу Что ты хочешь делать с деньгами — открыть свою лавочку или мастерскую и стать хозяйчиком?

Я ответил, что привлечение вкладов в сберкассы — дело большой государственной важности, что государство гарантирует тайну вкладов, но сам я могу сказать, что накопил четыреста рублей и потрачу их на одежду и обстановку комнаты, так как собираюсь жениться. Члены комиссии по чистке похвалили мои действия и мой ответ на вопрос и поставили меня в пример другим.

Но я опять немного забежал вперед.

Итак, я работал экспедитором, и эта работа мне нравилась. Другой я не хотел. Но примерно через год, когда завод стал выпускать больше продукции, кладовщику готовых изделий Александру Лукичу Цапугину, давно уже сменившему товарища Стильве, потребовался помощник, и на эту должность перевели меня.

Александр Лукич был тоже ярославец, тоже старый знакомый руководителя завода Князева.

Он был на два года постарше меня и гораздо деловитее и оперативнее при отпуске изделий по ежедневным заказам от магазинов и столовых. Это был кристальной честности и преданности делу человек. Серьезный, доброжелательный и справедливый к людям. Я сразу крепко и надолго — на всю жизнь! — подружился с Лукичем. Мы настолько верили друг другу, что, уходя в отпуск, он без всякого взвешивания имеющегося в кладовой товара и составления акта оставлял кладовую мне, а я принимал ее, даже не требуя честного слова, и заменял его во время отпуска. Возвращаясь из отпуска, Лукич просто вставал на свое рабочее место и начинал работать. И так было несколько раз. И ни разу никакой недостачи или излишков. Все в порядке.