– Что тут, вашу мать, происходит? – спросил Хэнк, выглядывая из комнаты со свечой в руке.

Увидел и нырнул обратно.

Я бросила кочергу и кинулась к Мэг. Она была в сознании, но едва-едва. Я потащила Мэг в сторону ее комнаты, присев на корточки и обняв, чтобы прикрыть ее наготу. Она застонала, закрыв голову руками.

Из коридора послышались ритмичные удары. Я оглянулась, думая увидеть Энгуса, машущего кулаком. Однако он продолжал одной рукой держать Рори на весу. Бил сам Рори – ладонями по стене. Его глаза выкатились, язык вывалился изо рта, и, несмотря на то что света было немного, лицо его явно приняло неправильный оттенок и становилось все темнее. Удары замедлились, потом прекратились. Спереди на подштанниках Рори появилось мокрое пятно, моча потекла по его ноге на пол.

Казалось, прошла вечность, но на деле, должно быть, всего через несколько секунд Энгус его отпустил. Рори осел на пол неподвижной грудой. Я была уверена, что он мертв, но пару мгновений спустя он задергался и сжал руками горло, жадно хватая воздух. Звук был жуткий: сиплый и скрипучий.

Энгус стоял над Рори, упершись руками в бока. Он был в пижамных штанах в синюю полоску, но без рубашки. Никто из нас не был должным образом прикрыт, особенно Мэг, отчего ужас происходящего становился почему-то еще осязаемее.

Энгус слегка пнул Рори.

– Думаю, не надо тебе объяснять, что будет, если ты еще раз появишься у меня на пороге, – сказал он.

Рори корчился на полу, со свистом и хрипом втягивая воздух. Он по-прежнему держался за горло.

– Сочтем, что это было «нет», – произнес Энгус, склонившись и подхватив Рори под мышки.

Потом Энгус развернул его и швырнул с лестницы.

Я затаила дыхание, пока раздавались удары и грохот, когда Рори катился по ступеням. Я не сомневалась, что только что стала свидетелем убийства, но через несколько секунд услышала, как отворилась и быстро захлопнулась входная дверь.

Энгус вынул Мэг из моих объятий, словно она ничего не весила.

– Откиньте одеяло, – велел он мне, и я метнулась на четвереньках.

– А ты, – обратился он к Хэнку, возникшему в дверях со свечой, – занеси эту и зажги еще.

Энгус уложил Мэг на кровать и накинул одеяло на ее бледное нагое тело. Она перекатилась на правый бок с тихим плачем. Левая щека Мэг была в крови, веко стремительно надувалось. Из носа текла кровь, губа была разбита.

– Что еще он с тобой сделал, m’eudail?[15]– тихо спросил Энгус, присев на край кровати.

Он гладил Мэг по голове, как маленькую. Она в ответ только плакала.

– Он ногой ее по ребрам ударил, – сказала я. – Сильно.

Энгус обернулся:

– А вы что там делали? Он бы и вас задеть мог.

– Я его убить собиралась.

Энгус пару мгновений не сводил с меня глаз.

– Схожу за доктором Маклином, – сказал он наконец, поднимаясь. – В кухне есть аптечка. Она за…

– Я знаю где, – ответила я. – Я принесу.

Энгус кивнул и повернулся к Хэнку, который уже зажег все свечи.

– А ты принеси брикетов из торфяной поленницы внизу и разведи огонь. И зажги лампы в коридоре. Ночь нам предстоит длинная.

Я побежала вниз, на ощупь пробралась туда, где, как я знала, лежал фонарик. Нашла белую жестяную коробку с красным крестом, впопыхах сшибла мыльную крошку. Рванулась наверх и встретила на лестнице Хэнка.

Я присела на кровать Мэг, открыла аптечку и намочила клочок ваты йодом.

– Ох, Мэг, ты меня прости. Сейчас будет щипать, – сказала я, прежде чем промокнуть рану на ее щеке.

Она даже не вздрогнула.

За время моего недолгого отсутствия ее левый глаз полностью закрылся; плоть над глазницей распухла и свесилась, образовав пугающее новое веко. Струйка крови текла из угла рта на подушку, и я с новой волной ужаса подумала о том, все ли зубы у нее на месте.

Вернулся Хэнк с охапкой поленьев.

– Нужно компресс сделать, – сказала я. – Отек очень сильный.

В кухне я нашла две большие металлические миски и вынесла их во двор, оставив дверь открытой настежь. Упав на колени на мерзлую землю, я стала сгребать снег и кидать его в миску, а потом утрамбовывала его кулаком, пока он не стал превращаться в лед, а я не сбила костяшки. Когда снег в миске перестал проминаться, я побежала внутрь, остановившись лишь для того, чтобы босой ногой захлопнуть дверь. Я задержалась у раковины, чтобы наполнить вторую миску водой, поставила ее поверх первой и бросила в нее охапку чистых тряпок.

Когда я появилась в дверях со стопкой мисок, Хэнк повернул голову в мою сторону, но не двинулся с места. Ему удалось развести небольшое пламя, и теперь он неловко стоял перед камином.

– Хэнк, лампы в коридоре, – напомнила я.

Он ринулся исполнять.

Я поставила миски на прикроватный столик, выжала тряпку и расправила ее на лбу Мэг. Свернула другую, приложила к щеке, прямо под глазом.

Потом просто села рядом и стала гладить Мэг по спутанным волосам и тихонько повторять: «Шшш… Шшш…», пока не осознала, что пальцы у меня слипаются от крови. Осмотрев Мэг, я обнаружила, что у нее не хватает клока волос; он был вырван с мясом.

Эту рану я тоже промыла, прежде чем приложить к ней холодный компресс. Мэг ни на что не реагировала.

Дожидаясь Энгуса с врачом, я ничего не могла сделать, только сидеть с ней, менять компрессы, когда они нагревались, и смотреть, как розовеет вода. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой беспомощной.

Доктор Маклин выгнал всех, пока осматривал Мэг, так что мы спустились в зал и стали ждать. Насколько я понимала, Эллис все проспал. Или умер, но я не видела смысла проверять. Если это так, то утром он будет так же мертв.

Мы с Хэнком сидели у подернутого пеплом огня. Энгус зажег лампу и стал ходить по залу. Он натянул свитер, прежде чем выйти в ночь, но я знала, что Хэнк уже видел его шрамы. Их невозможно было не заметить.

Когда доктор Маклин наконец появился на лестнице, я вскочила на ноги.

– Как она?

Доктор поставил саквояж на пол и поправил очки.

– Я дал ей обезболивающее, так что сейчас ей не больно, но ее очень жестоко избили. Вы не знаете, что за зверь это сделал?

– Знаю, – ответил Энгус. – И его тоже слегка побили.

– Она поправится? – спросила я.

– У нее сотрясение мозга, множественные контузии, ушиб селезенки и почки, и сломаны по крайней мере три ребра. Она лишилась верхних моляров слева, два премоляра качаются, но, возможно, еще схватятся.