– Да! В карантин их, Саныч! Где шлялись, что подцепить могли? – зазвучали в толпе редкие раздраженные реплики.

Но урядник заливисто дунул в свисток, и недовольные мигом стихли.

– А ну, цыц! Выискались, тоже мне, умники, – добродушно рявкнул он. – Сам не понимаю будто! Будет карантин, будет обследование. Дайте хоть с родителями повидаться, бессердечные!

И подмигнул близнецам, подкручивая ус. Те улыбнулись в ответ. Хоть урядник и не бросался обнимать детишек, держа любопытствующих на порядочном расстоянии (да-да, это было сделано на случай, если ребята притащили в поселок какую-нибудь заразу, которой в Спасгороде боялись, как у нас – пожаров), мысли прочитать сумел и в участок забирать не торопился.

А затем толпа расступилась, как под носом лодки разбегается волна. Заботинцы подались в стороны, примолкая и стыдливо опуская глаза, а Саныч удовлетворенно кивнул.

Потому что внутрь человеческого круга вышли Петр Петрович и мама, закутанная в тонкую серую шаль.

– Мама! – закричала Настя, бросаясь к родителям, но мальчишки успели схватить сестру за рукава. – Да пустите же, дураки!..

– Нельзя, сестренка, – твердо прошептал Витька. – Правы люди, нам сначала в карантин нужно…

Петр Петрович, постаревший и осунувшийся, повернулся к уряднику.

– Павел Саныч, – в наступившей тишине попросил он. – Дозволь детей обнять? Домой уведу, утром врачей вызову, сам в карантин пойду, если нужно…

Блюститель порядка помычал в усы. С одной стороны, он не мог допустить нарушения инструкций. С другой – отлично понимал желание родителей быть вместе с детьми.

– Да что ж делать-то с вами… ведите домой, прикажу оцепление выставить… На работу сообщите, что в карантин уходите, чтобы прогул не влепили…

Но это Петр Петрович и его супруга понимали и так. Как только Саныч великодушно махнул рукой, они устремились к нашим героям, и те ринулись навстречу, уже не сдерживая слез. Обнялись, прижимаясь к папе и маме крепко-крепко, и замерли, наконец-то почувствовав себя в настоящей безопасности.

Юлия Николаевна заметно похудела, словно эти несколько дней даже не притрагивалась к еде. Заплаканная и усталая, она без конца гладила «пропажу» по головам, нашептывая что-то ласковое и бессвязное. Папа эмоции сдерживал более умело, на беглецов глядел строго и с укоризной…

– Что же вы так, родные? – шептал он, рассматривая их необычную одежду. – Разве ж можно так поступать? Мы уже извелись все, места себе не находим. Мама не спит третьи сутки, с ног валится. Весь поселок вас ищет, каждый закуток обшарили, в каждый канализационный люк заглянули. Ведь понимаете, что вас ждет суровое и длительное наказание?

И все равно, несмотря на строгость, с которой папа отчитывал сорванцов, те чувствовали, что он очень рад их видеть.

– Даже не сомневались, папочка, – улыбалась Настя, растирая слезы по щекам. – Хоть на месяц под домашний арест! Но мы честно-честно не хотели вас пугать…

Мальчишки только шмыгали носами, обнимая маму и все еще не очень-то веря, что вернулись домой.

– Пойдемте, – сконфуженно пробормотал Петр Петрович, когда первые эмоции утихли. – А то неловко как-то реветь на виду у всего поселка…

Они взялись за руки: мама слева, папа справа – дети посередине. Посмотрели на урядника. Тот, понимающе улыбаясь из-под усов, приглашающе вытянул руку – идите, мол, непутевые. И когда все пятеро уже зашагали по улице, провожаемые шорохами толпы, Настя вдруг еще раз обернулась. Да так, что застыла на месте, будто провалившись в пол по колено. Ресницы ее затрепетали, она с неуемной силой сжала ладошки братьев, заставляя проследить за поворотом своей головы. Едва Витя и Дима тоже оглянулись на внешнюю стену, их сердца чуть не остановились от ледяного ужаса. Настолько сильного, что по сравнению с ним все прежние опасные приключения казались невинными шалостями.

Потому что в проеме технического люка внешней стены, почти целиком погруженный во мрак, далеко-далеко за Пустырем стоял некто высокий и широкоплечий. Угловатую фигуру скрывала густая тень, но воображение тут же дорисовало детям, как злобно и неприятно улыбаются облепленные слизью губы. Как охлаждающая жижа покрывает рабочий фартук, стекает с перчаток и запчастей-трофеев на поясе, пятнает бледное лицо и хлюпает в ботинках.

– Что случилось, мои хорошие? – испуганно встрепенулась Юлия Николаевна, заметив, как побелели лица тройняшек. Страх, сковавший найденышей, мгновенно передался и материнскому сердцу, и женщина спешно повернулась к Пустырю. – Что вы там увидели?

Но в толще внешней стены уже ничего было не разглядеть. Технический люк закрылся, поверхность городской границы казалась надежной и непроницаемой, и ничто не выдавало недавнего присутствия чудовища. Чудовища, которое они совсем недавно мнили побежденным…

Дети, в чьи уши будто напихали ваты, затравленно переглянулись. Они не знали, было ли это видение настоящим или с их уставшими глазами сыграл дурную шутку мираж перегретого теплотрассой Пустыря…

– Ничего особенного, мама, – тихо ответил Витя, без преувеличения шокированный и потрясенный. – Но мы так устали, что теперь боимся каждого шороха…

А Петр Петрович, еще несколько долгих секунд наблюдавший за Пустырем, вдруг покачал головой и многозначительно произнес:

– Кажется, нам предстоит серьезный разговор…

– Перестань, Петенька… Они же только-только вернулись! – не догадываясь, о чем задумалась окружавшая ее родня, посетовала мама. – Идемте скорее. Вы, должно быть, очень хотите есть!

И несмотря на то, что увиденное начисто отбило аппетит у всех троих наших героев, они послушно зашагали за родителями в глубь родного Заботинска.

– Расходитесь! – За их спинами урядник Саныч разгонял зевак обратно по домам. – Больше дивиться не на что! Ступайте к себе, скоро на работу. Дайте людям отдохнуть, а новости из газет узнаете…

Петр Петрович налил себе чайного напитка и уселся за кухонный стол. Полная чашка стояла точнехонько перед ним, сильные руки рабочего замыкали ее в кольцо, пальцы чуть подрагивали. Отец семейства молча разглядывал детей, притихших по другую сторону стола, и не спешил начинать непростую беседу.

Юлия Николаевна уже спала наверху. После того, как все пятеро добрались до дома и «возвращенцы» были накормлены, папа дал супруге успокоительного лекарства. Поднявшись в спальню, она наконец-то забылась глубоким неспокойным сном, постанывая и сминая простыню. Очень непросто дались Юлии Николаевне несколько бесконечных дней, которые она провела в переживаниях и тревогах за непослушных отпрысков.

Настя, Дима и Витя, сидя перед едва тронутым завтраком, послушно ждали, когда папа заговорит.

Кусок не лез в горло, но они все-таки заставили себя немного поесть. Хотя бы для того, чтобы вновь не расстраивать родителей.