Для успешного продолжения операции нужна была дезинформация военно-политического характера. «Организация» в глазах японской разведки выглядела авторитетно, ее возможности в получении информации считались весьма солидными. И переданная по каналу связи «деза» могла выглядеть вполне правдоподобно. Передача «информации» еще больше упрочила бы ее положение и позволила успешно продолжать операцию. Нa это и рассчитывали в Иркутске.

Но такую дезинформацию, согласованную со всеми инстанциями, могла дать только Москва. Туда и было послано подробное письмо. В письме отмечалось: чтобы создать у японской разведки видимость активной террористической деятельности, предлагается выдать за дела «организации» ряд несчастных случаев – крушений на железной дороге, пожаров в учреждениях и взрыв на складе «Взрывпрома» в Иркутске. У Москвы также запросили дезинформационный материал о дислокации частей Красной Армии, наличии в крае авиационных и технических частей, а также подробности о Борзинском укрепленном районе, прикрывавшем Забайкалье со стороны Маньчжурии. В случае получения согласия и соответствующих материалов операция могла продолжаться.

Но начался 1935 год. Артузов уже не был начальником политической разведки. А у его преемника Абрама Слуцкого были другие соображения об этом деле, которые он и отстаивал перед руководством НКВД и наркомом Генрихом Ягодой. На Лубянке уже дули другие ветры. Поэтому в ответном письме указывалось на необходимость прекращения операции, так как продолжение легенды потребовало бы выполнения заданий японцев о сборе военных сведений и проведении диверсий. Было признано, что выдавать аварии и несчастные случаи за действия «организации» невозможно по политическим соображениям. В письме также отмечалось: «Прекращение дела освобождает нас от необходимости давать информацию, почти на 80 процентов отвечающую действительности». Предписывалось также арестовать Кобылкина при появлении его на советской территории. Многолетняя контрразведывательная операция подходила к концу.

He очень хотелось Кобылкину идти через границу. Боялся, несмотря на заверения Серебрякова, что путь через «окно» абсолютно безопасен. Трусил бывший полковник, да и грехов против советской власти у него было столько, что в случае поимки высшая мера наказания ему была обеспечена. Но идти было надо. Слишком большое значение в харбинской военной миссии придавали «организации» в Забайкалье. Но Кобылкин был не рядовой фигурой для японской разведки, да и лишний раз проверить все, что было связано с переходом границы, тоже хотелось. И решили сначала послать Переладова. Фигура эта была более солидной, чем «Темный», и веры ему у японцев было больше. Если он благополучно пройдет, осядет на советской территории, осмотрится, напишет подробно обо всем, то тогда можно пускать и Кобылкина.

Все элементы перехода границы были уже четко отработаны. Переправляться можно было только два раза в месяц. Дни перехода были согласованы, и в другое время «окно» было закрыто. С нашей стороны «гостей» всегда принимали только Яковлев и начальник погранзаставы. В одну из ходок «Темного» на ту сторону японцы сообщили ему, что в следующий раз он будет возвращаться уже с Переладовым и ему заготовили паспорт и другие необходимые документы. Они оба на этот раз были приняты «Учителем» и приведена на конспиративную квартиру.

«Учитель» с новым посланцем из-за кордона отправился поездом до Читы, а затем в Иркутск. Конечно, с ними ехали Яковлев с сотрудниками наружного наблюдения. В Иркутске Переладову устроили встречу с Кобылкиным, который обещал ему содействие в устройстве на работу на одном из военных заводов города. После этой встречи Переладов написал подробное письмо в Харбин, что границу перешел нормально, виделся с руководителем «организации», перспективы для дальнейшей работы отличные, Кобылкин также написал брату, что встретился с Переладовым и он произвел на него хорошее впечатление. С этим письмом «Темный» ушел за кордон.

Переладов сыграл свою роль до конца. От него получили все, что нужно, и было принято решение о его аресте. Воспользовались тем, что он работал в паспортном отделе на пограничной станции Маньчжурия и оформлял паспорта советских граждан, работавших на КВЖД. Один из сотрудников Полпредства «опознал» в нем полицейского чиновника. Переладова пригласили пройти в транспортное отделение ОГПУ якобы для выяснения его личности. Там ему и предъявили ордер на арест. На этом карьера японского шпиона закончилась.

Первая часть задания Москвы была выполнена, и в Иркутске стали ждать главного «гостя». Письма были отправлены, и «Темный» ушел за кордон. На границе было спокойно. Пограничники не проявляли никакой активности в этом районе границы, которая могла быть замечена наблюдателями с той стороны. Там получили письма Переладова и Кобылкина, выслушали рассказ «Темного» о благополучном переходе границы туда и обратно, о встрече Переладова в Иркутске с руководителем «организации». Никаких сомнений не возникло. Легенда «Мечтатели» выдержала проверку и на этот раз. И полковник Кобылкин начал готовиться в свой последний путь.

Здесь, пожалуй, уместно провести некоторые аналогии с операцией «Синдикат-2». Конечно, Кобылкин не Савинков, а Переладов не Павловский. Эти фигуры более мелкого масштаба. Но события в Забайкалье в 1934—1935 годах развивались так же, как и события в начале 1920-х годов, когда проводилась операция «Синдикат-2». Та же мнимая контрреволюционная организация, на которую клюнули и руководители белоэмигрантских организаций в Харбине, и руководители японской разведки в Маньчжурии. Такое же «окно» на границе. Та же разведка боем, когда, чтобы обезопасить Кобылкина, выпустили перед ним Переладова. Письмо Переладова, что все в порядке и можно идти, напоминало письма Павловского. Такой же переход границы белогвардейским руководителем и его арест. И, наконец, такой же открытый процесс. Получилось, что через 10 лет операция «Синдикат-2» была повторена на другом конце страны, против другого противника, но, конечно, в меньших масштабах. Прав был Артузов, когда еще в начале 1932 года в беседе с Гудзем говорил, что в методике легендирования «контрреволюционных организаций» заложены большие потенциальные возможности, которые в операциях «Трест» и «Синдикат-2» были использованы не полностью. Это утверждение руководителя политической разведки было абсолютно правильным.

Стало известно, что Кобылкин готовится перейти границу. Ему заготовили необходимые документы и стали ждать заранее согласованного дня, чтобы принять важного гостя. Кобылкин переходил границу вместе с «Темным». У протоки их встретил «Учитель». Яковлев и начальник погранзаставы осуществляли наружное наблюдение, чтобы убедиться, что границу перешли только двое. Переход прошел благополучно.

Визитеров доставили на станцию Борзя. Яковлев обеспечил всех билетами и вместе с сотрудниками наружного наблюдения сопровождал до Читы. В Чите Кобылкина поместили в квартире члена «организации» Гудкова. С Гудковым он походил по городу, посмотрел дом, в котором родился и жил. Настроение у него было отличное, и никаких подозрений не возникало. Об этом и написал своим хозяевам в Харбин.

Через несколько дней нужно было ехать в Иркутск. И опять билеты обеспечивали Яковлев и сотрудники наружного наблюдения в соседнем купе. Кобылкин ехал в Иркутск, надеясь встретиться с братом, а «Темный» возвращался в Маньчжурию. Он должен был сообщить японцам о благополучном переходе Кобылкина от границы до Читы и передать его письмо.